Один из тех, кто вписал свое имя в историю России золотыми буквами, в позапрошлом веке приехал в наш город маленьким мальчиком. Его семья была частью богатого рода, но благополучие внезапно оборвалось. Не имея даже законченного специального образования, он стал одним из самых выдающихся и востребованных архитекторов своей эпохи. А в последние годы жизни, обладая международной славой и признанием, влачил жалкое, голодное существование. Человеком с такой странной судьбой был великий русский архитектор Федор Осипович Шехтель. Этим летом со дня его рождения исполнилось 155 лет.
Федор (Франц-Альберт) Шехтель родился 26 июля (7 августа) 1859 года в Петербурге. Как известно, детство имеет решающее значение для жизни любого человека. "Оно во многом, если не во всем, предопределяет будущее", — писал французский историк Жак ле Гофф.
В 1865 году семья Шехтеля переехала из столицы в наш город, где уже жили представители этой фамилии. Как пишет бывший саратовский архитектор, исследователь творчества великого зодчего Андрей Мушта, атмосфера, в которой оказался шестилетний мальчик в Саратове, "была феерической": "Жизнь семьи протекала между двумя театрами и увеселительным садом. Театральность Шехтеля-художника начала формироваться именно в этот год".
Источником состояния большого семейства Шехтелей было производство мануфактуры и торговля всевозможными товарами, включая импортные и собственные вина, золотые и серебряные изделия, табак, обои и даже картины. В Саратове им принадлежали несколько магазинов, четыре домовладения, лучшая в ту пору в городе гостиница, ткацкая фабрика и крахмальный завод. Кроме того, Шехтели владели собственной антрепризой и театром. А отец будущего архитектора Осип Шехтель по прибытии в Саратов возглавил городской театр. Всего за год его руководства там было поставлено 35 спектаклей, включая 20 новых.
Вся эта красивая, богатая жизнь оборвалась очень скоро и внезапно — в феврале 1867-го, когда скоропостижно скончался глава семьи. А вскоре умер и его брат, который был главой клана в Саратове. После его смерти неожиданно выяснилось, что в наследство он оставил одни долги, причем огромные. Положение было настолько тяжелым, что вдова Осипа Шехтеля, мать будущего архитектора, была вынуждена отдать одного из своих шести детей в усыновление чужим людям. Сама она уехала в Москву работать экономкой в дом предпринимателя Павла Третьякова — создателя знаменитой галереи.
После ее отъезда Федор Шехтель учился в 1-й мужской гимназии, затем перешел в приготовительное училище при Тираспольской римско-католической епархиальной семинарии. Школьные достижения будущего зодчего были, кстати, весьма скромными.
В 1875-м, в 16 лет, Федор Шехтель уехал в Москву к матери. В доме Павла Третьякова он сразу попал в самый эпицентр художественный жизни Москвы — и закрутилось-завертелось. Вскоре поступил на архитектурное отделение столичного училища живописи, ваяния и зодчества. И хотя был отчислен оттуда "за плохую посещаемость", зато активно постигал ремесло на практике, работая в самых разных ипостасях и для театров, и как журнальный график. Затем всерьез увлекся архитектурой и в середине четвертого жизненного десятка принялся проектировать и строить легендарные здания, которые принесли ему огромный успех и всемирную славу.
Привычная уникальность
В Саратове Шехтелю-архитектору приписывают лишь одно здание — бывший особняк Рейнеке за парком Липки, который с 1943 года задействован в системе здравоохранения. Авторство Шехтеля не подтверждено документами. Однако его удивительный вид и почерк создателя так сильно перекликаются со знаменитым особняком Рябушинского в Москве (авторства Шехтеля), что историки считают, что сомнений быть не может.
Как написал бывший саратовский архитектор Сергей Терехин в книге "Века и камни", у этого дома "нет одного главного фасада". "Можно долго ходить вокруг него, открывая все новые повороты, углы зрения, эффектные сочетания объемов. Лицевой кирпич, поливные изразцы, кованая сталь, формованный бетон, керамическая и металлическая плитки, тонированное стекло и даже черепица — из всего этого мастер вылепил вдохновенный, свежий образ", — восторженно описывает здание Терехин.
Андрей Мушта в статье о майоликах этого особняка отмечает "высочайшее качество изразцов" на фасаде и приходит к выводу, что они были изготовлены в легендарной гончарной мастерской "Абрамцево" в Москве "под руководством и, судя по всему, при непосредственном участии выдающегося деятеля отечественной культуры Саввы Мамонтова".
Провинциальные сокровища
Удивительно, но городом, которому, по выражению Сергея Терехина, "выпала редкая удача — обладать сразу двумя постройками" Шехтеля, стал совсем не Саратов, а Балаково.
Одно из этих зданий — бывший особняк купца Паисия Мальцева в старой части города. Его автором в первоначальном виде был родившийся в Варшаве саратовский архитектор Франциск Шустер. По приглашению владельца Шехтель реконструировал особняк, уделив особое внимание интерьерам.
С виду это совсем не дворец, хотя впечатление он производит с первого взгляда: цокольный этаж зрительно приподнимает основной, щедро украшенный объем здания, и это придает постройке величественность. Пилястры, аттик, скульптурные маски над окнами, балюстрада и вазы на крыше дают понять, что перед нами непростой дом. К дверям ведут чугунные ступени узорного литья.
Однако самый большой сюрприз ждет посетителя внутри. Там, где ожидаешь встретить нечто провинциально-сдержанное и добротное, пусть и с высокими потолками, просторными залами и внушительными дверями, вдруг оказывается настоящий "Версаль в миниатюре". И это, поверьте, не художественное преувеличение. Пожалуй, из всех исторических построек, которые сейчас есть на территории Саратовской области, бывший дом Мальцева — самое впечатляющее здание по богатству внутреннего убранства. Нигде больше на такой сравнительно малой площади невозможно встретить такое буйство исторических стилей, а также техник и различных видов отделки стен, потолков и полов.
Если предложить среднестатистическому гражданину охарактеризовать типичные черты дворцовых интерьеров, то любой элемент, который он назовет — золоченая лепнина, узорчатый паркет, пышные шторы, роскошные люстры, сложносочиненные орнаменты, — можно встретить в залах этой усадьбы, и в избытке. Богатство видов декора, узоров, цветовой гаммы на квадратный сантиметр поверхностей, а особенно всевозможной лепнины таково, что превзойдет самые смелые ожидания.
Дизайн этой драгоценной шкатулки с опорой на классицизм и с уклоном в рококо тем более удивителен, потому что в годы работы над зданием Шехтель был уже не просто зрелым архитектором, но и признанным лидером русского модерна. К этому времени в Москве и других городах империи уже стояли самые известные его постройки, благодаря которым в книгах по стилю ар-нуво русская ветвь всегда имеет собственную главу или раздел.
Как рассказала "Газете Наша Версия" в ходе специальной экскурсии по зданию директор музея Ольга Ковальчук, после революции в особняке Мальцева сначала квартировало подразделение НКВД, затем милиция. Полвека здесь находился Дворец пионеров, еще десяток лет — Дом творчества. И только на пороге ХХI века стараниями бывшего мэра Балакова Алексея Саурина здание было капитально реконструировано и стало музеем, в статусе которого действует и теперь.
В числе элементов интерьера, вызывающих восторг гостей, чудом сохранились старинные деревянные багеты для штор в одном из залов. Они покрыты сусальным золотом и выглядят так же, как и при первом хозяине. Оставшиеся от дореволюционной поры узорные решетки и задвижки воздуховодов, петли и запоры на огромных тяжелых дверях, камины из натурального камня – те самые "мелочи", которые позволяют в доме Мальцева испытывать волнующее ощущение прикосновения к чему-то подлинному.
Символ веры
Как это ни удивительно, над особняком Мальцева Шехтель, по сути, работал "в дополнение" к другому своему творению. Именно оно явилось причиной появления прославленного архитектора в селе (!), которое лишь через пару лет официально получило статус города. Эта причина — расположенная в квартале от усадьбы бывшая Белокриницкая старообрядческая церковь Троицы, возведенная на деньги все тех же Мальцевых. Шехтель получил право строить эту церковь, победив в 1909 году в конкурсе Московского архитектурного общества. Как указывает Терехин, соперниками его были такие профессионалы, как молодые братья Веснины и опытнейший академик архитектуры Владимир Покровский. В результате немец по происхождению Шехтель оказался создателем одного из самых интересных старообрядческих храмов в России.
По оценке искусствоведов, в этом здании Шехтелю буквально удалось скрестить Запад с древней Россией: образ храма созвучен шатровым храмам дониконовской Руси (что отвечало основному требованию старообрядцев к архитектуре) и при этом имеет ярко выраженные черты европейской архитектуры конца XIX — начала XX веков. "Лапидарность, былинная мощь, категоричность пластики доводят до абсолюта впечатление, производимое храмом. Он необычен асимметрией объемов, "всефасадностью" и свежестью форм", — пишет Терехин в книге "Века и камни".
Церковь, на удивление, уцелела в советские годы, хотя и была изуродована. Настоящей удачей и для Балакова, и для страны стали сохранившиеся на фасаде большие мозаичные панно, выполненные в 1911 году. Сегодня прекрасное здание выглядит таким, каким его задумал и воплотил в жизнь великий зодчий.
Цена диктатуры пролетариата
Логика карьеры Шехтеля и его невероятное трудолюбие, отмечаемое многими исследователями, должны были стать залогом спокойной, счастливой и богатой старости. Но в 1917 году произошла революция, которая разрушила много судеб выдающихся людей эпохи, включая и Шехтеля.
Несмотря на заслуги, его с семьей выселили из дома, который он выстроил для себя в Москве, а особняк национализировали. Легендарный зодчий оказался бездомным и был вынужден скитаться, найдя пристанище в коммуналке у своей младшей дочери. Он пытался стать востребованным в большевистской России, но его таланты новой власти были не нужны.
В предсмертном письме к другу он писал: "...очевидно, должен умереть голодной смертью... нет средств даже на лекарство". "Высшая персональная пенсия" в 75 рублей, выдаваемая Шехтелю по ходатайству наркома Анатолия Луначарского, положение не спасала, так как на нее жили четверо.
Самое же поразительное, что великий архитектор умирал с голоду, окруженный, по его выражению, "несметными богатствами" — ценнейшими произведениями искусства из личной коллекции, которые никто не хотел покупать. В перечне этих произведений Шехтель упоминает десять инкунабул начала XV столетия, саксонский фарфор, этрусские вазы, венецианское зеркало, "которое в пошлинной обошлось 1000 р., дают 15 руб.", фламандский гобелен XVI столетия "5 x 4 аршин, цена ему 3-4 тыс. — дают 200 р.", картины Левитана, Врубеля, Борисова-Мусатова, Рериха, Коровина, Бенуа... "Передайте все это в музеи, в рассрочку даже, но только чтобы они кормили жену, дочь и сына. Я строил всем: Морозовым, Рябушинским, Фон-Дервизам — и остался нищим", — пишет архитектор. Согласитесь, чудовищно выразительная иллюстрация к тому, какую цену на самом деле нашей стране в ХХ веке пришлось заплатить за "власть рабочих и крестьян".
Наследие гения
Три здания Шехтеля в Саратовской области — не только бесценное наследие, но и те самые точки конкурентоспособности нашей Золушки-области в туристическом бизнесе, которые сделают честь любому региону России.
Оба здания в Балакове общедоступны, чего нельзя, увы, сказать о бывшем особняке Рейнеке в Саратове. В годы СССР статус специализированной больницы спас его от печальной судьбы, которая постигла другие исторические постройки, сохранившиеся до наших дней полуживыми инвалидами. Но это здание заслуживает того, чтобы быть открытым для всех, а не режимным объектом. Дом, придуманный немцем-архитектором для немца-заказчика, — идеальное место для создания музея истории немцев Поволжья. Хотя с равным успехом там могла бы быть и большая экспозиции, посвященная эпохе Серебряного века в Саратове. Особенно с учетом того вклада, который внесли в нее саратовцы и люди, так или иначе связанные с нашим городом. Тем более, что запасники саратовских музеев по-прежнему ломятся от экспонатов, которых десятилетиями не видит никто, кроме хранителей.
Жизнь и творчество Федора Шехтеля могут и должны стать одним из элементов опоры самоуважения саратовцев, поскольку это тот самый случай, когда испытывать гордость за свое прошлое мы можем на полном основании.