Грант суммой 7 миллионов, который мы получили, в объеме нашего финансирования - мизер. Он не покрывает даже расходов на пиар губернатора или членов правительства области.

                                                              Александр Гайдук

Конечно, всякая информация, типа "лифт на человека упал", должна быть, но не нужно делать ее доминирующей. Есть много позитива.

                                                                  Александр Ландо

Сашок - коренастый юноша с арбузными щеками и депутатским значком на лацкане. Соломоныч - мелкий сухонький дедок с седым бобриком и пронзительными глазками троллейбусного контролера.

- Ну здравствуй, голубчик, - негромко говорит Соломоныч.

Он сидит в уютном кожаном кресле, завернувшись в клетчатый плед и положив обе ноги на антикварный венецианский столик. На ногах у Соломоныча - теплые шерстяные носки и разношенные шлепанцы.

- Здравия желаю!!! - гаркает Сашок.

Он стоит навытяжку перед Соломонычем, бодро расправив плечи и старательно втянув, насколько это возможно, живот.

- Тихо, тихо, не надрывайся, ты же не в Думе, - морщится Соломоныч. - И вообще давай без официоза, поговорим по душам...

- Так точно! - отвечает Сашок тоном ниже и изображает улыбку.

"Эх, попал я, - тревожно думает он. - Эх, не повезло. С ним по душам - как с кидалой в блэк-джек. Выпотрошит всенепременно".

Сашок - руководитель местного филиала столичной телекомпании. Соломоныч - многолетний директор Общественной палатки.

- Я слышал, у тебя с Москвой проблемы, - говорит Соломоныч. - Вроде бы вас вообще хотят закрыть к такой-то и такой-то матери.

- Временные трудности, - отвечает Сашок, стараясь не смотреть в глаза собеседнику. - Головной офис слегка тупит. Недопонимает специфику нашего региона. А мы не собираемся рубить под корень местные программы. Так, небольшая производственная рокировочка.

- Да ладно врать-то, - ухмыляется Соломоныч. - Я насквозь вижу всю вашу специфику: взять у правительства грант пожирнее и втихую распилить. Тебе семь лямов отстегнули - и ты в кусты?

- Во-первых, не отстегнули, а только еще пообещали, - в голосе Сашка слышится оттенок сожаления. - Во-вторых, семь миллионов для нас - сущая мелочовка. Практически копейки. Мы этим не покрываем даже расходов на пиар областного правительства...

- Погоди-погоди! - останавливает его бдительный Соломоныч. - Как это "не покрываем"? Ты чего несешь? Хочешь сказать, что ты частично пиаришь областное правительство за свои же собственные бабки? И думаешь, будто умные люди поверят этой ерунде?

"Подловил, гад! Подловил! - в панике думает Сашок. - Как же мне теперь выкрутиться? Как??? А-а, была не была..."

- Не понимаю этих ваших намеков, - Сашок надувает губы, изображая обиду. - Если кто-то, например, купит своей девушке кольцо или сережки, вы же не назовете это ерундой, да? Скажете, что любовь. А вот я люблю областное правительство. Всё. Целиком. Бескорыстно. И имею право тратить личные деньги на его пиар.

Соломоныч с профессиональным интересом разглядывает собеседника. Тот взирает на Соломоныча с видом оскорбленной невинности.

- Ловко завернул, - цокает языком Соломоныч. - Даже красиво. Одно лишь непонятно: откуда - у тебя - личные - деньги? Я же в курсе твоих долгов и официальных доходов. Судя по бумажкам, тебе еще лет десять питаться "дошираком" и запивать водой из-под крана. А по твоему внешнему виду, голубчик, этого не скажешь...

Сашок облегченно выдыхает воздух: уж на этот каверзный вопрос у него по крайней мере заранее припасено одно готовое объяснение.

- Бабушка, - говорит он. И широко, по-детски улыбается.

- Что "бабушка"? - переспрашивает Соломоныч. - Конкретнее.

- Конкретно моя бабушка, - уточняет Сашок. - Не какая-нибудь двоюродная, а родная. Я для нее свет в окошке. Она мне всегда давала денежки на мороженое и кино. Из них я кое-что себе скопил.

Соломоныч хмыкает, но крыть нечем. Довод железный. В этом мире у каждого - будь он крокодил или депутат - непременно есть хоть одна любящая бабушка. А у некоторых, особо пронырливых, даже две.

- Ладно, шут с тобой, - Соломоныч машет рукой. - Мороженое... кино... Считай, что я поверил. Хотя нынешнее кино - совсем не такое, как в наше время. У нас перед сеансами показывали важные новости: домны там, турбины всякие, сноповязалки, сенокосилки... Короче, много полезной и позитивной информации. А сейчас у нас что? Десять минут реклама орет, пиф-паф, всякие американские стрелялки... Я тебя, собственно, насчет этого как раз и позвал.

- Насчет стрелялок, что ли? - удивляется Сашок.

- Но-но! - Соломоныч грозит ему пальцем. - Ты мне тут глазами не хлопай и Красную Шапочку не изображай. Я насчет позитива в новостях, конечно. Какой канал ни включи, хоть Первый, хоть ваш, везде сплошной негатив. Конечно, я понимаю, всякая информация, типа "лифт на человека упал", тоже должна быть, но ей не нужно увлекаться. Хорошего на ТВ должно быть больше - в разы.

- А как же рейтинг? - пытается несмело возразить Сашок. - Сегодняшнюю публику сенокосилками не приманишь. Народ у нас реально подсел на катастрофы. Чтобы кровища, кишки и всё такое. Вот если кого-то сенокосилкой переедет - другое дело. Сюжет...

- Ляксандр! - строго перебивает его Соломоныч. - Это тебе не просьба, это приказ. Государство в сложной ситуации. Гражданам нужно побольше радости. И мы как патриоты должны им эту радость обеспечивать ежедневно. Позитив к негативу - в пропорции три к одному, усёк? Смотри, я теперь буду следить. Увижу у тебя перебор негатива, попрощаешься с депутатским мандатом. А если и это не поможет, нажалуюсь на тебя твоей бабушке. Она тебя месяц во двор гулять не пустит. И не будет тебе ни пепси, ни чипсов, ни новых девайсов - про спайсы я уж вообще молчу... Свободен!

Сашок выходит из Общественной палатки мрачнее тучи. С одной стороны, думает он по дороге к  себе на телестудию, Соломоныч формально не министр, не спикер и вообще никто - местный дед Пихто. Чем торгуют в его палатке и на каком основании она зовется общественной, никто в области не знает. С другой стороны, дедуля прирос ко всем веткам власти так крепко, что теперь его и бензопилой не отдерешь. Поэтому никто с ним не спорит: никому не хочется ворошить муравейник и будить лихо.

- Ну что у нас там? - спрашивает Сашок у редактора новостной программы. - Учти, я сейчас прямо из Общественной палатки, и настроение у меня практически на нуле. Так чем порадуешь?

- Новости - супер! - радостно объявляет ему редактор. - Четыре суицида, три грабежа, две автокатастрофы с жертвами, полтора пожара, один ураган, а еще стадо коров утонуло в болоте, и девочка в поле гранату нашла... Что будем ставить в эфир?

- Ничего! Ничего! - со злостью бурчит Сашок. - Выкини всё в корзину. Ищи позитив. Чтобы девочка не гранату нашла, а цель в жизни. Чтобы коровы не утонули, а выдали рекорд по молоку и мясу. Нужно что-то жизнеутверждающее. Типа какой-нибудь наш детский хор победил на конкурсе где-нибудь в Мухосранске или, скажем, в совхозе "Тело и дело Ильича" собрали тройной урожай огурцов. Звони в МЧС - а вдруг там кто-то снял котенка с дерева?.. Короче, давай-давай, ищи!

Редактор пулей вылетает за дверь и через минуту влетает обратно.

- Срочная новость! - кричит он с порога. - Информагентства только что сообщили! Чрезвычайное происшествие!.. Ох!.. На Соломоныча... лифт... упал! Откуда он взялся в Общественной палатке, где всего два этажа, никто не знает. С неба, наверное.

- Цел? - отрывисто спрашивает Сашок.

- Вдребезги! - докладывает редактор. - Лифт, в смысле. А у Соломоныча ушиб мягких тканей головы. Минимум синяк. И нервный стресс, само собой.

Сашок чувствует внезапный прилив вдохновения, и рука его тянется к калькулятору. "Какая пропорция ему была нужна? - вспоминает он. - Три к одному? Раз такое дело, надо уважить человека..."

- Эта новость пойдет у нас за две, - объявляет он редактору. - Теперь найди мне одного спасенного котенка - и можешь вслед за ними ставить в эфир хоть гранату, хоть пожар, хоть целый ураган.