На кухне в полуразвалившемся деревенском доме сидит женщина с ребенком на руках. Маленький мальчик со светлой шевелюрой неспокоен и требует к себе внимания. Женщина рассказывает мне о том, как восемь лет назад она приехала с мужем из Энгельса в село Меловое недалеко от Красноармейска, чтобы построить свою мечту. Не прерывая разговор, она скидывает лямку платья с левого плеча и начинает кормить ребенка грудью. Все происходит просто и естественно. Никакого стесненья ни у кого, кроме меня, это не вызывает.
В Меловом живут последователи движения "Звенящие кедры России". Согласно большинству классификаций — это секта. Известный сектовед Александр Дворкин и вовсе отнес движение к деструктивным культам в рамках общего направления New Age. Впрочем, к самому Дворкину предъявляются не менее серьезные претензии со стороны критиков. Насколько известно, лишь однажды представитель Русской православной церкви высказался о несоответствии учения движения христианству, это было заявление архиепископа Львовского и Галицкого Августина в 2003 году. Священнослужитель пригрозил последователям учения полным отлучением от церкви.
На фото: Александр Дворкин
Вероучения у движения как такового нет. Основанные на цикле книг писателя и бизнесмена Владимира Мегрэ представления — гремучая смесь из христианских, буддийских и языческих образов, с явным экологическим уклоном. Главной духовной практикой для последователей движения является жизнь в так называемых родовых поместьях с полностью натуральным хозяйством и желательно без техники. Несмотря на всю критику, в России идей Мегрэ придерживается до полумиллиона человек, а законопроект о родовых поместьях, разработанный юристами движения "Звенящие кедры России" и представленный в Госдуме ЛДПР, на полном серьезе обсуждался парламентариями. Такие родовые поместья возводятся по всей стране. Строить приверженцы учения стараются рядом друг с другом, соединяясь в небольшие поселения, где причудливо сочетается средневековый фанатизм с современным рационализмом.
Отмеченные солнцем
Село Меловое встречает развалинами церкви на пригорке — классический четырехугольник из красного кирпича, полукруглый купол и полное запустение. Внутри несколько бумажных икон, след от свечей и голубиный помет. На улице никого нет, сравнительно чисто, но традиционное чувство безнадежности, как почти в любой российской деревне, не оставляет. Встречаем девушку, которая ведет за руку маленькую девочку. На путанные расспросы о кедрах и людях, приехавших из города в деревню, приветливо отвечает: "Я и сама такая. Но сейчас времени нет пообщаться. Вы идите в начало деревни, там на воротах увидите солнышко — вам туда".
Первый дом в начале улицы охраняет злобный пес на привязи. Перед домом лежит колесо от телеги и раскиданы детские игрушки. Здесь живет семья Володиных: Марина, Владимир и их четверо детей. Старшая Милена уже пошла в школу. Младшему Добрыне чуть больше года. Марина — молодая женщина, приехала в Меловое в 2007 году, чтобы построить свое родовое поместье. Для начала купили полуразвалившийся дом с худой крышей — думали, что это временно. Оказалось, что на восемь лет. Сейчас Володины строят свое поместье неподалеку: светлый маленький дом из соломенных блоков, обмазанных глиной.
"Познакомились мы с мужем в Энгельсе, год прожили вместе и переехали сюда, чтобы строить дом на земле, — рассказывает Марина. Мальчик у нее на руках, маленький Добрыня, недоволен появлением чужих и постоянно об этом напоминает. — Мы отличались от городских людей, нас всегда тянуло на природу. И все у нас изменилось после прочтения книг Владимира Мегрэ из цикла "Звенящие кедры России". Многие спорят: носит ли эта книга документальный характер или нет. Мне все равно, главное, что в этой книге описана идея, что люди должны жить на земле. Люди должны быть едины с природой, а мы ушли в технократию. Города напичканы техникой, а нам хотелось чистого воздуха, чистой воды. Детей у нас еще не было, и мы решили для их хорошего будущего перебраться на землю".
Володины не производят впечатления фанатичных сектантов. Это молодые восторженные люди, которые приехали за мечтой на такой неприветливый российский Дикий Запад. Глава семейства Владимир — художник. "Пишет музыку и продает за рубежом свои произведения, — говорит о муже Марина. — Он учился в художественном училище в Саратове, но не закончил. Ему надоело, бросил и стал писать музыку". Музыка проекта "Edelis" — это электронная смесь стилей New Age и Ethno.
На стене кухни висят совершенно языческие изображения Лады и Сварога. Косясь, спрашиваю про имена детей. Девочки сидят тут же на кухне, хвастаются мне Венди на ладонях, которые разрисовала им мама.
"Это старинные славянские имена: Милена, Полина, Светодар и Добрыня, — представляет детей Марина. — Они несут определенный смысл, даже в своем произношении. Хочется вспомнить свои корни. А вот у нас вчера в деревне родилась девочка, которую назвали Ведана".
Рожают женщины, которые придерживаются учения, дома или в бане. "Потому что в больнице нет условий, — объясняет Марина. — Люди приходят туда со своими болячками, со своей флорой. Когда там проводят дезинфекцию, болезни не умирают, а мутируют. В женской консультации на учет я встала. И там, кстати, мои доводы посчитали разумными. Рожая дома, есть, конечно, некоторая опасность, но зато не заразишься всеми этими болезнями". Врачи в Красноармейске жителей Мелового, "у кого солнышко на воротах", конечно, уговаривают не отказываться от медицинской помощи, но насильно в роддом никого не тащат. "Ну ничего ведь страшного не происходит, — говорит Марина. — Вчера вот у меня подружка в бане родила. Я рожала дома, а двоих последних — в бане".
Детей с приездом городских в Меловое стало больше. Приезжие охотно рожают, за ними, по Марининым словам, начинают и старожилы, которые и не планировали иметь большей детей. В селе есть школа, которую необходимо ремонтировать и которую постоянно хотят закрыть. "Она требует капитального ремонта, денег давать нам никто не хочет и закрыть ее дешевле получается, — жалуется Марина. — Мы боролись, нам выделили 52 тысячи. Это за последние лет десять. Мы больше сами собрали среди родителей и жителей деревни. Ходили по дворам. Ремонтировали своими силами, чтобы только нашу школу не закрыли. В школу ходят 12 человек. Мы предлагали объединить в школе медпункт, сельсовет и так далее, чтобы не топить лишнего и не платить за помещение. Но нам отказали. Учителя здесь все местные. Нас судьба школы очень волнует. Если ее закроют, молодежь уедет в города. Село исчезнет".
"Городские" против "деревенских"
Складывается парадоксальная ситуация: чтобы сохранить село от вымирания, в него должны были приехать те, кого порой называют сектантами. Это непьющие, чаще всего образованные люди. Они в складчину оформляют огромный кусок земли в коллективную собственность и потом раздают его по два гектара. Утверждают, что в некоторых регионах, чтобы новеньким позволили жить на земле общины, необходимо платить. В Меловом, если такое и есть, никто не признался. Единственным условием называют следование учению "Звенящие кедры России". Строительство ведется на участке в часе ходьбы от села. Земли там на 140 семей. Пока что строится только пять домов. Жить в них невозможно, и все приезжие обосновались в самой деревне, как и Володины.
На другом краю Мелового еще один дом с "солнышком на воротах". Возле них деревенский мужик в ватнике, внимательно смотрит на чужаков. Это Евгений Шатыгин, который тоже строит свое родовое поместье. Продал квартиру в Саратове и приехал в село семь лет назад.
"Сюда приехало порядка десяти семей. Если люди хотят поселиться на нашей земле, у нас условие — необходимо принять мировоззрение, изложенное в книгах Мегрэ, — объясняет Шатыгин. — Уже сталкивались с тем, что приходят люди из города и говорят: "Мы хотим так жить". Но менталитет очень отличается от нашего. Нам с такими неуютно. Мы хотим принимать своих. Глава поселка нам сразу сказал, что не верит в нашу идею, но рад, что сюда начали приезжать трезвые здоровые люди. Для него это прекрасно. Есть для кого школу держать".
Местные жители встречали приезжих "городских" без симпатий. "Сначала нас назвали "кедрозвоны" и восприняли как сектантов. Это из-за того, что серия книг называется "Звенящие кедры России", а некоторые наши слишком много треплются, — смеется Марина Володина. — Сейчас к нам относятся хорошо. Нет плохих людей, есть плохие поступки. У нас были моменты, когда мы только приехали и местные жители проявляли к нам агрессию. "Зачем вы сюда приехали?" — говорили нам. Вставляли палки в колеса. Хотели нам доказать, что мы не местные и такими никогда не станем. Мы пару раз послали матом, один раз набили морду. И все. Нас приняли в свою стаю. И сейчас у нас отличные отношения. Мы дали понять, что мы не сектанты и не фанатики и нас не нужно бояться. Мы можем разозлиться, послать, а потом можем обняться и помириться, как обычные люди. Нормальное явление в деревнях".
В Меловое приехало десять семей из Москвы, Магнитогорска, с Сахалина. Разумеется, из Саратова и Энгельса. Некоторые не выдержали неприязни местного населения и вернулись, но гораздо больше просто не справились. "Сначала люди в эйфории живут, а потом продают участки и уезжают, когда сталкиваются с трудностями. А у нас переходный период уже восемь лет длится", — рассказывает Марина Володина. Шатыгин тоже говорит про эйфорию и частое разочарование: "Когда-то была эйфория, многие хотели. Но одно дело мечтать, а другое дело, когда у тебя два гектара, солнце палит, а до Саратова сто километров. Это сложно. Сначала нужно оторваться от города. Либо использовать село, либо прыгать сразу на стройку".
Вообще отношение к городу самое негативное. Он олицетворяет все, от чего эти люди бежали на берег Волги. Это технократия, цивилизация, вредная для человека и чаще всего опасная. "Была недавно в городе, прожила неделю — очень тяжело, — рассказывает Марина и эти слова — типичные для любого члены общины. — Мы тут в тишине, хорошо, птички поют, а там шум постоянный. Здесь дышишь воздухом, а там я стою на балконе на шестнадцатом этаже и вижу серый смог. Мама мне говорит: "Это туман". Я говорю: "Ну что ты, как будто я туман не видела у нас. Он белый". Она отвечает: "А у нас — серый".
Спрашиваю Шатыгина: "Не жалко было уезжать из города, с его театрами, музеями, библиотеками?" "Когда я приехал в Саратов из Казахстана, я обошел все музеи, театры, цирк. А года через два ходил, только если приезжали родственники из деревни, чтобы показать им. Горожане очень мало ходят в такие места. Есть, конечно, театралы, которые посещают все премьеры. А в основном люди никуда не ходят. Жизнь такая, что нужно работать и работать, круговерть. Не многие горожане являются потребителями искусства. Поэтому и у нас нет речи, что мы что-то такое потеряли", — размеренно и спокойно отвечает Шатыгин.
Между цивилизацией и фанатизмом
На самом деле оторваться от цивилизации полностью, конечно, не получается. В каждом доме есть телевизор, интернет, бытовая техника. "Сначала было такое фанатичное желание жить без техники. Никаких машин. Позже поняли, что есть вещи, которые послужат только на благо, освободят руки и время. Появилась, например, стиральная машина. Мы стали жить на природе, но и не лишать себя благ цивилизации. Сами выращиваем овощи, фрукты, виноград", — рассказывает Володина. Свою семью она называет адекватной и признает, что есть и фанатичные последователи, которые отказываются от электричества, денег. "До конца оторваться от цивилизации не удается, — усмехается Марина. — И не стоит, я считаю. Один наш знакомый мальчик говорил: "Не нужен свет, не нужен интернет — это технократия. Носить меньше вещей, чтобы меньше стирать, — и машинка не нужна". А сам, когда у него зуб заболел, бегал искал, кто бы его отвез в Красноармейск к врачу. Я ему тогда сказала: "Ты занял деньги, а это тоже технократия, ищешь, кто бы тебя отвез". Мы не уйдем от системы. Пока нам платят пособия — мы рады. Я слышала, есть такое поселение, где сделали свою золотую деньгу. Где-то в Подмосковье богатые играют в свои игрушки".
Евгений Шатыгин кажется более фанатичным. Он не ест приготовленной пищи — только сырые овощи и замоченные в воде крупы. При этом даже он вполне разумно признает, что не очень-то сильно и "оторвался от цивилизации": "Мы живем, как все деревенские люди. Свет, телевизор, все есть. Воду носим из колонки, как и все жители". Но это в Меловом. В часе ходьбы от села, где он строит свое поместье, электричества уже нет. "Мы живем там только летом. Там мы не разводим огня совсем. Картошку перестали сажать, потому что сырая она не вкусная. Обработанная пища — как наркотик, как курение. У нас сейчас такой переходный период. Туда приходим — мы одни, сюда возвращаемся — другие, здесь цивилизация влияет. Там душа отдыхает. У нас есть мечта: жить в поместье. Получается, что не так быстро, как хотелось бы", — печально рассказывает Шатыгин.
Это такая мечта — уйти из города, построить свой "Город солнца", где все будут счастливы, делать кто что умеет и обмениваться результатом труда. На самом деле каждый из движения, кто живет в Меловом, задержался здесь надолго и прекрасно это понимает. Они живут как обычные сельчане. Только имеют мечту и строят свои поместья. Шатыгин — на земле общины, Володины — на окраине села. В этом есть что-то из Лескова или Андрея Платонова, и смотреть на это так же грустно, как читать "Чевенгур".
"Вообще уйти очень сложно. Мы повязаны с этой системой, с городом, с государством", — рассуждает Марина Володина. Мы пошли смотреть их строящееся поместье. "Не знаю, когда мы сможем быть независимыми. Перед нами встал вопрос, проводить в новый дом свет или нет. Посмотрели солнечные батареи — очень дорого. Зато отопление будет от печи. Хотя бы так. Как правило, те, кто фанатично относится, очень быстро тухнут и уходят. Нужно найти золотую середину. Нет ничего плохого в стиральной машине, если она освобождает время женщины для детей. Я тоже сначала так говорила: "Зачем мне машинка?" — и стирала руками на троих детей, себя и мужа. А после четвертого ребенка сказала: "Все, хватит".
Младший Добрыня — в коляске, остальные бегают вокруг. Мать не беспокоится: "Куда они тут денутся?" Показываю на детей и спрашиваю: "А если они, когда вырастут, захотят уехать в город, в университет? Что будете делать?" "Если дети захотят, то мы будем помогать им поступать и учиться в университете, — немного задумавшись, отвечает Марина. — Будем, конечно воспитывать в традициях, но если очень захотят, то мешать не будем. Изначально мы хотели заниматься самообразованием, но раз тут есть школа и девочка моя очень хотела туда пойти, я решила: пусть будет так". В некоторых таких же поселениях члены общины своих детей в школы просто не пускают.
Мысли о Родине
Мы попрощались с Володиными уже перед закатом. Дети устали, им требовалось внимание. Оператор, который ездил со мной, был очарован этими людьми. "Вот на таких держится Россия!" — высокопарно заявил он. Наверное, так говорили про народников, когда они, чужие и непонятные, пришли в деревню учить детей. Они несли город в деревню. В наше время из города бегут. Эти люди чужие для города. Их родственники зачастую даже не знают об их взглядах. "Кто-то из родственников понимает, кто-то нет. Мы даже не всем объясняли, сказали, что просто переехали в деревню, — это понимают. А про родовое поместье, может, и не всем нужно говорить", — смеется Евгений Шатыгин.
На свое строительство они смотрят, конечно, гораздо глубже, чем просто на возведение дома, — как на обретение новой Родины, которую в городе они не нашли. "Люди потеряли значение Родины, — объясняет Марина. — Каждый живет в своей квартирке. Где тут Родина? А если мы будем жить таким поселением, мы будем зависеть каждый друг от друга. Мы будем переживать: "Как сосед вырастил пшеницу? Что у него в огороде?" Потому что мы от этого зависим. Это и есть Родина, когда все друг за друга". Вот эту Родину они пытаются строить сейчас в Меловом. Сколько времени на это нужно? Будут ли построены их родовые поместья вообще? Но эти люди мечтают и пытаются жить так, как считают нужным. В то время когда они возводят поместья и думают, как будет жить их община, в Меловом закрывается школа, а от храма на пригорке остались только развалины.