Иногда бывает так: жил человек самой обыкновенной жизнью, не лез, куда не следует, работал слесарем или бухгалтером, варился в серых буднях. И вдруг — бац, разряд молнии. Или, скажем, гиря на голову упала. И начинает такой гражданин неожиданно для самого себя стихи писать. Или музыку сочинять. Но у героя нашей публикации было не так: и профессия у него нетривиальная, и дарование открылось без помощи тяжелого предмета.
На днях к нам в редакцию заглянул гвардии майор запаса, военный штурман 1-го класса Владимир Ефремов. Да не просто зашел, а принес с собой свои работы — картины, написанные маслом. Вот на взлетную полосу приземляется могучий ТУ-160, здесь простираются волжские пейзажи, а рядом покачиваются на волнах голландские фрегаты — все работы Владимира Павловича выполнены очень тщательно, весьма натуралистично, точно до мельчайших деталей. Мы не захотели отпускать человека с такой необычной профессией и столь же экзотическим увлечением и решили поговорить с Ефремовым, как же он дошел до жизни такой...
— Владимир Павлович, как вы в авиацию попали?
— Вообще меня все "сватали" в художники — еще в детстве я хорошо рисовал, делал стенгазету в школе. Родители хотели, чтобы я поступил в художественное училище. Но военно-патриотическое воспитание в СССР работало отлично — как-то раз я увидел по телевизору прыжки с парашютом и загорелся.
— А какое было отношение к военной службе в семье?
— Папа служил в армии сразу после войны, долго служил, не как сейчас, а пока не выйдет приказ об увольнении. "Наелся" военщины на всю жизнь. И от поступления в военное училище меня отговаривал, но не очень настойчиво. Кстати, он работал на Волге в бригаде рыбаков, ходил на катере. На пенсии он стал писать картины маслом — волжские пейзажи. Как видите, это передалось и мне. А брат у меня и вовсе занимается живописью профессионально. Я родился и вырос в Марийской АССР, сейчас Марий Эл, на Волге, в рабочем поселке Звенигово. А учиться на штурмана поехал в Челябинское авиационное училище. Пока учился, в глубине жила надежда стать космонавтом, хотя знал, что в космонавты попадают в основном из истребительной авиации.
— Как проходили первые полеты? Происходил ли отсев тех, кто был психологически несовместим с профессией?
— Мы летали на Ли-2, самолет жутко болтало. Многие заболевали "морской болезнью" и весь полет сидели над тазиком... Это из-за слабого вестибулярного аппарата. Болезнь устраняется физическими упражнениями, в частности помогает танец вальс. Отсев шел постоянно — по неуспеваемости, состоянию здоровья, дисциплине. Потом бывали такие случаи, что человек отлично знает теорию, а в небе все начисто забывает. Сидя на земле дважды два — четыре. Это просто и понятно. А в полете на решение простой задачи уходит гораздо больше времени. Голова там совершенно по-другому работает. Про себя могу сказать, что до уровня штурмана 1-го класса при плотном графике подготовки ушло 10 лет. А в самые трудные 90-е пришлось осваивать ТУ-160. Скажу вам, что переучиться на другой тип самолета — это целая наука. Приходится ездить на завод, общаться с конструкторами и инженерами, зубрить толстую инструкцию. А потом нужно сдать зачеты на допуск к полетам инженерам, которые специализируются каждый на своей теме. И таких экзаменаторов много, а ты должен все знать один.
— Какие есть смешные "фишки" у летного состава?
— Перед полетом обязательно сходить под хвост по-маленькому. Это всегда исполняется строго. Откуда взялся такой обычай? В боевых самолетах туалет не предусмотрен, а лететь приходится иногда по 10–14 часов. Иногда улетаешь вечером на Север, влетаешь в белые ночи, а обратно возвращаешься на заре. Получается ночной полет, но солнце не заходит.
— Всегда ли штурман знает, где находится самолет?
— Знать местоположение самолета — святая обязанность штурмана корабля. Главная обязанность штурмана военного самолета — это провести его по точно заданному маршруту, вывести самолет на цель в точно заданное время, поразить цель и вернуться на свой или запасной аэродром. Для этой цели используются различные наземные средства. Есть специальные точки — радиомаяки. По ним самолет сверяет свои координаты. Ими, как вышками сотовой связи, покрыта вся земля. Правда, в густонаселенных частях света их больше, а в пустынных их мало или они вообще отсутствуют. Но, скажем, во время полета над акваторией океана, над пустынной местностью мы определяем местоположение самолета старым дедовским способом. По курсу и времени полета, с обязательным учетом направления и скорости ветра.
— Как обстоят дела у летного состава с кормежкой?
— В советское время нас очень хорошо кормили. Поэтому жены с нами хлопот не знали. Завтрак, обед и ужин — на службе. В 90-е с питанием стало плохо. На полях свежая картошка и морковь, а у нас на столе сушеные овощи. Хлеб из неприкосновенного запаса, который пролежал не один десяток лет на складе, проспиртованный в пакетах. Картофельное пюре — невозможно в рот взять. Зарплату задерживали на долгие месяцы. Тогда многие ушли на гражданку, занялись коммерцией. Помню, когда к нам на Энгельсский аэродром приезжал Ельцин, нам выдали все долги по зарплате, о которых мы даже забыли. Еле до дома дошли с раздутыми карманами. Но это была разовая акция, конечно.
— Какой была зарплата летчика в советское время?
— Когда я выпустился из училища, получал 250 рублей. И платил 45 рублей подоходный налог, налог за бездетность. Незадолго до распада Союза зарплата дошла до 350 рублей. Грех жаловаться, жили хорошо. Сейчас тоже коллеги хорошо зарабатывают. Вижу это по автопарку возле Летного городка. Раньше это были старенькие "Жигули" и в крайнем случае праворульные "японки". Сейчас там можно увидеть, как после работы едет вереница неслабых иномарок.
— Вы до нового "сытного" времени не дослужили?
— Да, я ушел на пенсию в 1999 году. Меня поблагодарили за службу, пожали руку — и все. Я почувствовал, что больше ко всему этому не причастен.
— Переживали?
— Нет, я был психологически готов. Уже много лет я подбирался к живописи, но свободного времени не было. Делал зарисовки в карандаше, рисовал акварели, но все это было не то. В память врезалось, что как-то раз ночью я увидел, как садится 3М. Из темной ночи вываливается стотонная махина, на секунду освещается яркими посадочными прожекторами и вновь исчезает в ночи, оставив за собой сизый дым и запах горелой резины... Долго меня мучила эта картина, хотелось это изобразить. Одна моя знакомая преподавала в кружке изобразительного искусства во Дворце пионеров в Энгельсе. Я взял то, что у меня было, — какую-то джинсовую юбку, кусок ткани, из которой делают портянки и пошел к ней. Спросил, как правильно натягивать холст, как грунтовать...
— И что лучше подошло — джинса или портянки?
— На начальном этапе обучения действительно пришлось использовать то, что было под рукой. Вы не поверите, но лучше всего портянки. У них ткань весьма похожа на холст. Брат подсказал мне, чтобы я не стеснялся копировать великих художников — Шишкина, Айвазовского. У них на картинах все продумано: композиция, цвет и тон дальнего, среднего и ближнего планов. Если учиться писать самостоятельно, жизни не хватит. И я учился именно так.
— Сейчас основная тема ваших картин — самолеты на фоне различных пейзажей. Как вы их пишете? Можно ли сказать, что точность фотографичная?
— Да, можно сказать, что я работаю в стиле авиа-арт, где центральная фигура — самолет. Обязательное условие: должна быть передана динамика, прорисованы мелкие детали, соблюдена раскраска. Я соблюдаю пропорции, хотя возможны небольшие погрешности. Выбираю понравившийся мне ракурс, рисую самолет. А пейзаж, на фоне которого он летит, — это моя фантазия.
— Были ли у вас выставки?
— Да, так получилось, что мои работы выставлялись в фойе областной думы, после этого было еще несколько выставок в Энгельсе. Однажды ко мне обратилось командование авиабазы и попросило написать ТУ-160 на взлете как можно тщательнее — для высокопоставленного чиновника. Для кого я работал, я не знал. Как потом выяснилось, картину я писал для Владимира Путина. Он планировал выполнить полет на нашем ТУ-160 в качестве командира корабля. После приземления мою картину вручили Путину. Даже фотография есть, как вручают.
— Какой момент в работе приносит наибольшее удовлетворение? Когда пишете самолет? Или когда пейзаж?
— Когда покрываю картину лаком. Тогда она приобретает глубину и четкость, Пока масло не высохло, картина глубокая, но когда краска высыхает, изображение становится каким-то плоским и тусклым. А вот под лаком глубина снова возвращается.
— Приносит ли ваше увлечение вам хоть какую-то прибыль?
— Прибыль? Я получаю огромное моральное удовлетворение, самореализуюсь. Мною написано уже около пятисот картин — все раздарил друзьям и знакомым. В музее дальней авиации под открытым небом в Энгельсе выставлено около двадцати работ, посвященных столетию дальней авиации. Десяток картин дома. Остальное — в частных коллекциях. Вообще мое хобби — дело довольно дорогостоящее. Холст, краски, рамы, кисти — все это стоит немалых денег. И приходится отдавать себя всего целиком новой картине. Пропадаю в мастерской целыми днями. И как только жена терпит мое отсутствие дома?
Жалко, что с момента выставки в облдуме прошло уже достаточно много времени. И с тех пор тишина. Я думал, что к столетию дальней авиации в 2014 году мои работы будут востребованы, три года к этому готовился, но выставка не состоялась. Как утешение есть только ролик в ютубе с моими работами. Но я и не стремлюсь к таким достижениям — мне хватает "славы" в кругу своих друзей.