Выпуклый мир

17 октября 2015, 10:19
Выпуклый мир
Терри Пратчетт
Даже вместо исполнителя роли Смерти на сцене дебютирует Смерть собственной персоной, азартно отодвинув настоящего исполнителя роли себя. Кстати говоря, Смерть вообще — частый персонаж цикла "Плоский мир"

Весной этого года ушел из жизни знаменитый британский фантаст Терри Пратчетт, а осенью в Великобритании и США вышел последний его роман "Корона пастуха" — сорок первая книга из цикла о Плоском мире. Кончина Пратчетта была, увы, предсказуема: еще несколько лет назад, когда у него была диагностирована болезнь Альцгеймера, фантаст объявил об этой новости своим поклонникам (общий тираж его книг на всех языках превысил 40 миллионов экземпляров) и пообещал, что продолжит писать фантастику, пока хватит сил. Свое обещание он сдержал — работал до последнего.

Теренс Дэвид Джон Пратчетт родился в 1948 году, свой первый рассказ опубликовал в пятнадцатилетнем возрасте, а первый его роман ("Страта") вышел, когда автору уже было за тридцать. Нынешним читателям хорошо известен его цикл о номах (маленьких человечках, живущих в универсальном магазине и пытающихся понять, кто они и какова их жизненная миссия) и о мальчике Джонни (простом школьнике, волею обстоятельств ввергнутом в невероятный круговорот событий), а также необычайно остроумная книга "Кот без дураков", содержащая несколько блестящих гипотез по поводу усатых четвероногих представителей семейства кошачьих.

Тем не менее самые популярные его произведения, вошедшие в золотой фонд современной фантастики, посвящены уже упомянутой выше вселенной Плоского мира — невозможного с точки зрения современной науки и невероятно убедительного, если судить его по самым строгим законам высокой литературы. Силою писательского воображения материализована "звездная черепаха Великий А'Туин, чей панцирь покрыт коркой замерзшего метана, изрыт метеоритными кратерами и отшлифован астероидной пылью... Великий А'Туин, обладатель огромных, медлительных ласт и отполированного звездами щитка, медленно, с трудом плывущий сквозь галактическую ночь и несущий на себе всю тяжесть Диска".

Писатель овеществил красивую космологическую гипотезу древних, создав цикл романов о мире-диске, который и впрямь покоится на четырех слонах и одной черепахе, причем обитатели этого мира очень неплохо себя чувствуют. Началом цикла послужили романы "Цвет волшебства" и "Легкая фантастика" (в русском переводе — "Безумная звезда"), а дальше одна книга следовала за другой уже в режиме non-stop. Пратчетт был опытным мастером юмористической fantasy. Уже в трилогии о номах проявилась ироническая интонация писателя. Сохраняя внешнюю видимость вдумчивого, даже несколько тяжеловесного рассказа о невероятных событиях в странном мире, автор "Цвета волшебства" и последующих романов цикла постоянно "проговаривался", вставлял современные словечки, намеренно путал реалии и нахальным образом смешивал серьезное и наукообразное с откровенно игровым и пародийным.

Чего стоят хотя бы древний "компьютер" друидов, составленный из сотен огромных каменных плит (притом что пратчеттовские друиды изъясняются на языке современных программистов), или фигура шамкающего дряхлого Коэна-варвара, растерявшего зубы за девяносто лет боев и походов (издевка над популярнейшим серийным персонажем fantasy), или почти уэллсовская "волшебная лавка", чей бессмертный хозяин с библейской тоской в глазах обречен скитаться по Галактике, нигде не останавливаясь подолгу (какая уж тут, к черту, приличная торговля!), или чудесный фотоаппарат-"поляроид", внутри которого вместо сложной механики располагается маленький ворчливый демон с талантами рисовальщика (время от времени этот капризный персонаж выглядывает наружу с громкими жалобами на недостачу красок). Подобных примеров можно найти множество во всех книгах вышеназванного цикла.

Терри Пратчетт был прекрасно начитан и не хуже современных постмодернистов пользовался — причем без вреда для сюжета — всеми литературными богатствами, накопленными человечеством. Чтобы раскрыть все особенности описываемого им мира, фантаст в каждом из романов вводил фигуру "простодушного", то есть героя, призванного вместе с читателям удивляться увиденному. В двух первых произведениях цикла роль "простодушного" исполнил турист по имени Двацветок. Это клерк из далеких благополучных краев, жаждущий насладиться сумасшедшей экзотикой мира-диска. Безмерная наивность вкупе с беспредельной любознательностью помогают главному герою, многократно побывав на волоске от смерти, спастись и даже не понять степени миновавшей опасности. Под стать Двацветку и его экскурсовод, волшебник-недоучка Ринсвинд ("сделать хотел грозу, а получил козу" — это как раз про него!), и его телохранитель, в роли которого выступает... сундук туриста — полуразумное создание, по-собачьи преданное хозяину и по-терминаторски жестокое с врагами. Вся эта пестрая компания, то и дело попадающая в различные передряги, в финале спасает мир-диск от вселенской катастрофы — тут Пратчетт верен законам фантастического жанра. В другом романе замечателен эпизод с участием четырех всадников Апокалипсиса (в этом мире — "Абокралипсиса"), которые перед тем, как отправиться выполнять свою историческую миссию, вздумали посетить злачное местечко и стали жертвой вульгарных конокрадов. А поскольку пешеходов Апокалипсиса быть не может, этим обиженным персонажам пришлось наплевать на предначертание и остаться завивать горе веревочкой в том же самом кабачке... Немало похожих примеров можно найти и в остальных книгах цикла о Плоском мире.

Писатель никогда не боялся обвинений в литературном кощунстве и по-свойски обходился с признанными авторитетами. К примеру, для англичанина нет более сакральной фигуры, чем Уильям Шекспир, а поэтому шекспировские темы в иронических fantasy Пратчетта были особенно часты. Например, в кульминационном эпизоде романа "Вещие сестрички" трудно не опознать слегка переделанную сцену "Мышеловки" из "Гамлета", причем волею случая настоящие ведьмы попадают на сцену вместо "макбетовской" массовки, Призрак вселяется в актера, а настоящий убийца выбирается из зрительного зала, дабы произнести свой монолог. Даже вместо исполнителя роли Смерти на сцене дебютирует Смерть собственной персоной, азартно отодвинув настоящего исполнителя роли себя. Кстати говоря, Смерть вообще — частый персонаж цикла "Плоский мир", причем в романе "Морт — ученик Смерти" это скелетообразное существо под черным капюшоном претендует на одну из главных ролей. Смерти скучно в своем амплуа и хочется предаваться обычным человеческим порокам — пьянству, азартным играм и общению с противоположным полом. На страницах названного романа о вещих сестричках Смерть тоже своевольничает: прямо на сцене забывает роль и едва не проваливается. Идея Пратчетта о том, что магия театра особая и что она может перевесить "настоящее" колдовство, возможно, не чересчур оригинальна, но доказывается весело и с фантазией.

Автор умело тасовал персонажей, не давая читателям заскучать. В густонаселенном мире цикла Пратчетта одни герои выдвигаются на первый план, другие им ассистируют, а потом роли меняются. И Смерть, и сестрички-ведьмы, и маги из Незримого университета, и стражники города Анк-Морпорка — все они получат свои "15 минут славы", к удовольствию читателя. Автор помещал в координаты Плоского мира то кинематограф, то газету, то оперу, то големов, то египетские пирамиды, то вампиров, то драконов, а затем иронически описывал последствия для Плоского мира очередной внезапной напасти. Пратчетт жестоко иронизировал над жанровыми канонами и всякий раз, когда можно нарушить литературные законы и заповеди, писатель с удовольствием их нарушал. Так, в романе "Ведьмы за границей" ревизии подвергаются каноны волшебной сказки — от "Золушки" и "Красной Шапочки" до современных. Как и для создателей анимационного фильма "Шрек", для Пратчетта не существовало шаблонов: милые, добрые, красивые эльфы, любители петь и танцевать, в романе "Дамы и господа" превращаются в подлых, злобных созданий с явными садистскими наклонностями.

Писатель был иронистом, но не зубоскалом, его юмор был всегда точно ориентирован. Пратчетт выбирал своими мишенями, конечно же, не вампиров или эльфов как таковых, а стереотипы нашего восприятия. Ехидным нападкам подвергались политкорректность и популярные психоаналитические теории. Помимо всего прочего Пратчетт сохранял верность себе и излюбленному стилю. Будучи сатириком, он одновременно оставался и романтиком. Иронический склад натуры не позволял повествованию и в драматические моменты сделаться пафосным, а романтик не мог позволить обмануть ожиданий читателя и оставить очередную книгу без хэппи-энда. Даже вампиры получали шанс исправиться, но не в этой жизни...

Успех романов Пратчетта во всем мире свидетельствует о том, что хороший писатель с чувством юмора может приобрести самую широкую популярность, даже если он не снижает художественной планки, не заискивает перед читателем и не злоупотребляет саморекламой в СМИ. Оказывается, в мире много умных и веселых людей, которые с радостью покупают, читают и перечитывают умные и веселые книги.

Кстати, Пратчетт — это не только книги. С недавних пор к Плоскому миру наконец стали присматриваться кинематографисты: еще при жизни писателя вышли на экраны две части мультсериала, а также игровые фильмы "Цвет волшебства", "Санта-Хрякус" и "Опочтарение". Как это ни грустно, смерть писателя стала напоминанием о том, сколько его произведений ждут перевода на язык кинематографа. Так что в ближайшие годы нам предстоит еще не раз встретиться с героями Пратчетта — уже на экране.