Несколько дней назад мы вновь прогремели на всю Россию. Говоря "мы", я имею в виду наш регион № 64: по федеральному телеканалу показали сюжет о различных злоупотребелениях в сфере народного просвещения, и главному городу Саратовской области выпала незавидная роль примера. Телевизионщики вспомнили недавнюю историю с обысками в местном Минобразе, следствием чего стала добровольно-вынужденная отставка министра Епифановой. Обидно? Более чем. Печально? Само собой. Неизбежно? Об этом вам лучше спросить у Валерия Радаева: госпожа Епифанова - его выдвиженка.
Впрочем, давайте отвлечемся от конкретной причины очередных "15 минут славы" нашего богоспасаемого региона. Поговорим сегодня о другом. Вспомним, сколько раз и по каким поводам (приятным и неприятным) наш областной центр за последние 200 лет оказывался в центре внимания жителей всей России - от Москвы и Петербурга до самых окраин. Наиболее ярких примеров - три.
Первым, кто организовал нашей области нечто вроде "черного пиара", был драматург Александр Грибоедов. В пьесе "Горе от ума" (1823) один из главных героев, московский барин Фамусов, в финале обещал дочери Софье услать ее "подалее от этих хватов, / В деревню, к тетке, в глушь, в Саратов". Можно ли назвать тогдашний Саратов глушью? Вопрос спорный. Но поскольку речь здесь идет не об авторской ремарке, а о реплике одного персонажа, и при том не самого симпатичного, драматурга нельзя привлечь за клевету. Более того! Историки литературы утверждают, что сам Грибоедов ничего не имел против Саратова и саратовцев и будто бы поначалу хотел упомянуть в качестве "глуши" Бобруйск, Урюпинск или иную точку на карте России. Но художественная ткань упорно сопротивлялась. Ни одного подходящего города, который можно было удачно зарифмовать со словом "хватов", не нашлось.
Говорят, что драматург пробовал заменить выражение "этих хватов" четырехсложным словом ("супостатов", "ренегатов", "бюрократов", "депутатов"), но никаких рифм, кроме "Саратова", все равно не находил. Он пытался видеоизменить реплику, пробовал разные варианты: "подалее от экстремизма", "подалее от беспредела" и даже пророческое "подалее от реноваций", но, как назло, ни один из более-менее подходящих населенных пунктов с этими выражениями не рифмовался. Так и остался в окончательном варианте Саратов. Уже в наши дни Валерий Радаев заочно поспорил с Грибоедовым, упомянув данную цитату в одном из своих публичных выступлений. Но, увы, в ходе спора он перепутал Фамусова с Чацким...
Второй раз мы прославились уже только в ХХ веке благодаря холодильнику с названием нашего города. И неважно, сколько в этом чуде технике было своего оригинального и сколько заемного (наши инженеры специально командировались в Великобританию, перенимать у капиталистов производственный опыт). Главное - результат, а он впечатлял. Начиная с 1951 года слово "Саратов" украшает белые дверцы этих агрегатов. Хотя в ту пору у нас еще не знали слова "пиар", идея с наименованием была отличной именно с точки зрения пиар-стратегии. Создатели продавали не только бытовую технику, они продвигали имя еще и как бренд, напоминая о том, что наш город уже не глушь, а крупный промышленный центр.
Только за первые десять лет завод СЭПО выпустил около миллиона холодильников, и если учесть, что каждая семья, купившая эту новинку, состояла как минимум из 3-4 человек, о существовании Саратова к началу 60-х узнали, соответственно, еще 3-4 миллиона человек. Первая модель "Саратова", возможно, не была лучшим образчиком промышленного дизайна, а огромная серебристая ручка на корпусе вообще выглядела устрашающе - как будто ее только что сняли с дверцы самосвала. Но функцию свою это устройство выполняло без сбоев - холодило и морозило, как положено. Да, сейчас, более шести десятилетий спустя, давние модели уже не вписываются в интерьеры современных городских кухонь, а размеры камеры уже не соответствуют масштабам нынешнего продуктового благосостояния, но старенькие экземпляры "Саратова" еще исправно громыхают в дачных домиках граждан бывшего СССР, реабилитируя имя нашего города... Недавно, как мы помним, Валерий Радаев сделал попытку вдохнуть новую жизнь в старый бренд, предложив СЭПО вместо холодильников перейти на выпуск айфонов. Однако руководители предприятия деликатно увернулись от губернаторской затеи. Оно и понятно: денег никто не даст, а без серьезных капвложений отстраивать производство с нуля попросту нереально. Да и кому сегодня нужен айфон "Саратов" размером с холодильник?
Третий пример, как и первый, относится не к материальной, но к духовной культуре. В 1957 году на экраны вышел фильм Станислава Ростоцкого "Дело было в Пенькове" по одноименной повести Сергея Антонова. Ни в повести, ни в фильме не говорилось, что деревня Пеньково расположена именно в нашей области и герои - наши земляки, но слова песни из фильма ("Огней так много золотых / На улицах Саратова, / Парней так много холостых, / А я люблю женатого") привязывали сюжет к конкретной географической точке.
В 1958 году картину посмотрели более 30 миллионов человек, а песня стала чрезвычайно популярной, и ее - в исполнении Людмилы Зыкиной - неоднократно транслировали по Всесоюзному радио. Пользу, которую принесла эта песня нашему родному городу, трудно переоценить. Во-первых, упомянутые в тексте золотые уличные огни разбивали вдребезги старинный миф о "саратовской глуши" (такую иллюминацию мог себе позволить - по крайней мере, в теории - только продвинутый регион). Во-вторых, землячка вела себя прямо-таки образцово: несмотря на вспыхнушее чувство к женатому мужчине она не позволяла этому чувству выплеснуться наружу и не пыталась разбить чужую семью. Справедливости ради заметим, что фильм снимался не у нас, а в Московской области, да и к созданию песни никто из саратовцев не причастен: композитор Кирилл Молчанов и автор текста Николай Доризо были москвичами...
Песня известна и поныне, правда людям старшего поколения. Уже в наши дни давний бренд попытались подновить с помощью скульптуры: в 2009 году компания сотовой связи профинансировала установку на проспекте Кирова небольшого памятника: бронзовый молодой человек стоял с букетом. Табличка рядом напоминала о песне, которая-де "стала символом города Саратова". И, как говорилось далее, "воплощение этого символа - скульптура юноши, ждущего под часами свою возлюбленную". В песне, однако, не сказано, что юноша откликнулся на чувство лирической героини или даже вообще о нем узнал; смысл песни как раз в сокрытии чувств. А потому скульптуру, в итоге, не удалось привязать к песенному бренду. Разумеется, никакой другой город страны не может похвастаться памятником неверному мужу, назначающему свидание любовнице. Но я вот не уверен, есть ли тут вообще повод для хвастовства...
Разумеется, саратовские бренды, известные за пределами нашего города, не ограничиваются грибоедовской теткой, холодильником и золотыми огнями. Архитекторы помнят мост, булочники - калач, музыканты - консерваторию, поклонники эстрадной "попсы" - группу "Комбинация" и поэта-песенника Юру Дружкова, и все без исключения знают Янковского, Табакова и Миронова (Евгения). В разные исторические эпохи Саратов ментально привязывали то к Николаю Гавриловичу Чернышевскому (земляку-писателю, однажды задавшему вечно актуальный на Руси вопрос "Что делать?"), то к Дмитрию Федоровичу Аяцкову (земляку-губернатору, не скрывшего своей зависти к американке Монике Левински). Каких брендов в итоге оказалось больше? Куда качнутся весы - в "плюс" или "в минус"? Мы снова глушь или уже почти столица? Чем мы блеснем в следующий раз - фантастическими талантами или феерической глупостью? Саратовцам не безразличен ответ на подобные вопросы, но с точки зрения брендовых стратегий это не столь уж важно: отрицательный пиар - это тоже пиар, и запоминается он лучше.
Включу-ка я новости: вдруг мы опять уже где-то гремим?