Центробанк представил публике свежие российские купюры – номиналом в 200 и 2000 рублей. Новость эту приняли к сведению, но никто ей особенно не обрадовался. Патриоты обиделись на то, что по цвету деньги слишком напоминают евро. Экономисты пустились в свои сложные макроэкономические рассуждения о том, приведет ли нововведение к росту инфляции или хуже всё равно уже не будет. Дизайнеры начали оживленно спорить, уместен ли на банкнотах шрифт, чересчур похожий на всем знакомый Open Sans. Языковеды стали заключать между собой пари, как будут называть в народе двухтысячные – двушечка, двульник, двуха или двояк. А мне вдруг пришла в голову грустная мысль о том, что у нас в России – довольно скучные деньги.
Нет, правда ведь скучные. Я понимаю, что билеты Банка России – прежде всего платежное средство и для покупателей картинка на банкноте не имеет никакого принципиального значения. Даже если на ассигнациях будут изображены схема пищеварительного тракта гадюки обыкновенной или, скажем, "Черный квадрат" Малевича в цвете, этими деньгами все равно можно будет без проблем расплатиться на рынке, в супермаркете, в такси или в киоске. И все же, чисто по-человечески, хотелось бы какого-то разнообразия. Ну отчего если бумажная наличность, так непременно виды городов, памятники истории, культуры и архитектуры? Свет, что ли, клином сошелся на памятниках и видах? Деньги, в конце концов, – не туристические буклеты, и даже если в приказном порядке вводить новые банкноты каждую неделю, городов и достопримечательностей на всех не хватит в любом случае, и хоть какой-нибудь областной или районный центр наверняка будет обделен.
Может быть, есть смысл частично позаимствовать опыт других стран? Взять хотя бы популярные в народе доллары США (они же баксы, они же грины, они же капуста). Все картинки как-то связаны с эпохой становления американской демократии, и на лицевой стороне каждой купюры – непременно портрет "отца" или, на худой конец, "дяди" этой демократии: пять президентов, один министр финансов и один ученый-дипломат… Хотя нет, не выйдет. Боюсь, подобные цветочки в нашем климате не приживутся. Проблемы у нас, знаете ли, с демократией. Только заикнись о том, что на банкноте неплохо бы разместить, например, портрет Александра Керенского, и в тебя вцепятся коммунисты. Начнут кричать, что если уж на теперешних купюрах нет портретов их любимых Владимира Ильича с Иосифом Виссарионовичем, то тем более не должно быть и человека, которого Ильич с компанией выгнали из Зимнего дворца. А историки снисходительно напомнят при этом, что первая демократическая Россия была довольно неустойчивой и просуществовала всего ничего – с 27 февраля по 25 октября 1917 года по старому стилю, а банковские билетики с ощипанным орлом (по прозвищу "керенки") не имели золотого обеспечения. Они стремительно обесценивались и к октябрю 1922 года стоили немногим дороже бумаги, на которой были напечатаны.
© instagram.com/sergeistillavin
Ну а про то, чтобы изобразить на деньгах портрет Бориса Ельцина, мне, братцы, даже и заикнуться страшно: за одну такую идею нынешние государственники (на мотоциклах и без) сперва обольют тебя зеленкой, затем побьют арматурой, потом порвут на клочки, а напоследок эти клочки будут торжественно преданы анафеме Никитой Михалковым. Ведь российское пропаганд-ТВ всем зрителям уже две тысячи раз объяснило, что в 90-е годы сплошь царили бандитизм, произвол, олигархия, коррупция, наркомания, киднеппинг (словом, всё то, чего сейчас официально как бы нет). Правда, в запасе у нас имеется еще и самозваный "отец русской демократии" – это ильф-и-петровский Киса Воробьянинов в исполнении Сергея Филиппова или Анатолия Папанова (из экранизаций, соответственно, Леонида Гайдая и Марка Захарова). Его-то широкие массы любителей комедий еще так-сяк согласились бы терпеть на современных банкнотах. Но тут историки литературы напомнят, что Ипполит Матвеевич был преизряднейшим мотом: сперва пустил по ветру состояние жены, а затем пропил-прогулял в ресторане заначку, доверенную ему Остапом. В общем, с портретом Кисы символика наших денег получится уж больно нехорошей…
Ладно, пусть с вождями у нас не складывается, но есть же и другие возможности для купюр. Изображения животных, например. Чем плохо? Снежный барс на 10000 казахских тенге, гуси на 20 шведских кронах, носороги на 10 рандов ЮАР, желтоглазый пингвин на 5 новозеландских долларах, акула на 2000 колонов Коста-Рики, гориллы на 50000 шиллингов Уганды и т.д. Идея неплохая, но сперва надо разобраться: каких животных нам изображать? Если тех, что в России занесены в Красную книгу, то могут возникнуть заморочки. Нарисуешь, например, сивуча, манула, калана, лошадь Пржевальского или северного оленя, а их, глядишь, уже почти и не осталось в природе. И тогда деньги с их портретами станут напоминанием о нашей беспечности, нерадивости и негуманности. Стыдобище.
Можно, разумеется, использовать для банкнот тех животных, которым пока вымирание не грозит, – к примеру, зайца, волка или медведя. Но… Тоже вариант так себе. Слишком уж памятна судьба бывшего белорусского рубля-"зайчика", сгинувшего в результате инфляции. А за волчье изображение, боюсь, придется отдельно доплачивать в бюджет Чечни. Что же касается медведя, то купюры с такой картинкой будут сильно похожи на предвыборные листовки "Единой России", и граждане будут машинально смахивать их сразу в мусор. Можно, правда, действовать наверняка и рисовать на банковских билетах животных, которые на территории современной России вымерли давным-давно. Думаю, мамонты вполне приживутся на купюрах, а вот более древние создания – едва ли. Бронтозавры, тираннозавры, диплодоки и прочий Парк Юрского периода на деньгах будут слишком явно напоминать нам о бренности. Если уж такие зубастые гиганты вымерли, то нам, мелочи, надеяться особо не на что…
© www.yaplakal.com
Что остается? Писатели? Что ж, примеры есть: Джейн Остин на десятифунтовой банкноте, Леся Украинка на двухстах гривнах, Вальтер Скотт на десяти шотландских фунтах, и так далее. Понятно, что у нас первыми претендентами станут Пушкин, Лермонтов, Достоевский, Лев Толстой и другие. Но какую купюру какому классику доверить? Кто стоит дороже – автор "Евгения Онегина" или творец "Войны и мира"? Наверняка вскипят страсти, стенка пойдет на стенку, в спор вмешаются коммунисты с требованием непременно включить в список пролетарского писателя Горького и исключить эмигранта Бродского. Чекисты начнут продавливать Вадима Кожевникова с Юлианом Семеновым, Татьяна Толстая вступится за дедушку, а Никита Сергеевич и Андрон Сергеевич примутся, как два бульдозера, проталкивать папу – хотя бы на сторублевку, вместо Большого театра. Только открой дискуссию – и в обществе начнется такой раздрай, что никому мало не покажется…
Может быть, вспомнить про ученых, изобретателей, знаменитых деятелей спорта? На пятишекелевой банкноте Израиля был нарисован Эйнштейн, на пятидесятифунтовом билете Великобритании – создатель первого паровоза Джеймс Уатт, пятикроновую купюру Эстонии вплоть до 2011 года украшал гроссмейстер Пауль Керес, и т. п. Но и данном случае хлопот у нас не оберешься. Изобрази на деньгах Сергея Королева, Андрея Туполева или Николая Вавилова – и придется напоминать заодно, что отец советской космонавтики и знаменитый авиаконструктор при Сталине были осуждены и сидели, а выдающийся генетик и селекционер умер в тюрьме. Если же взять ученых со сравнительно благополучной судьбой – например, изобретателя телевидения Владимира Зворыкина или конструктора вертолетов Игоря Сикорского, – то придется заодно и признать, что состояться им в науке, скорее всего, помог своевременный отъезд в США. Ну а с чемпионами по шахматам – вообще головная боль для патриота. Александр Алехин эмигрировал из России, жил во Франции и умер в Португалии, Михаил Таль похоронен в Риге, Гарри Каспаров (физическое лицо, выполняющее функции иноагента)уехал жить в США, а Владимир Крамник – опять же во Францию…
В общем, куда ни кинь – одни проблемы. И, что самое грустное, во всех случаях – и в ныне существующем, и в гипотетических – в оформлении российских денежных знаков нет эксклюзивности, чего-то оригинального, хоть изюминки. Нет, Центробанк пытается идти своим путем. На двухсотрублевой новой банкноте – исторические развалины Херсонеса. Вроде развалин раньше не было. Прогресс? Но если найти изображение 100 сирийских фунтов образца 1990 года, там обнаружатся тоже развалины – только древней Пальмиры – причем в сходном ракурсе. И между Херсонесом и Пальмирой сразу возникает какая-то нехорошая параллель, к которой едва ли стремились создатели нашей купюры.
И все-таки… Если присмотреться к новым российским бумажным деньгам, можно углядеть намек на преодоление всегдашней скуки и даже выход на неожиданный эксклюзив. Что изображено на одной стороне двухтысячерублевой купюры? Недостроенный космодром "Восточный" в Амурской области. Работы ведутся, до конца далеко. Для всех, кто следит за новостями, "Восточный" – не столько олицетворение взлета инженерной мысли, сколько символ одного из крупнейших коррупционных скандалов. В то время как рядовые строители космодрома бастовали и устраивали голодовки из-за хронических задержек зарплаты, тамошние подрядчики ухитрились украсть 7,5 миллиардов рублей. Расследование уголовных дел продолжается до сих пор, и никто не гарантирует, что из тридцати миллиардов, ежегодно выделяемых для "Восточного" из госбюджета, все деньги и впредь будут использованы по назначению. Однако народ у нас упорный. Сколько бы еще ни украли, космодром, скорее всего, будет достроен. В конце концов мост на остров Русский во Владивостоке (изображен на другой стороне той же купюры) все-таки возвели – несмотря на сомнительную экономическую эффективность и громадные хищения в ходе строительства…
Так, может, в этом и смысл новой купюры? Быть может, в дальнейшем на наших деньгах появятся, например, изображение стадиона "Зенит" в Санкт-Петербурге или веселые картинки с эпизодами укладки плитки в Москве, или что-нибудь еще в этом духе – большое, невероятно дорогое и малорентабельное. Картинки на деньгах станут духоподъемным символом, который будет напоминать нам о главном: страна наша велика и обильна. Порядка в ней нет, но не очень-то и надо. Сколько бы у нас ни украли, ни проворонили, ни растратили впустую на химеры, все равно что-нибудь еще обязательно останется на будущее. И это само по себе уже внушает нам некоторый оптимизм.