Уже неоднократно подмечено: наш город таит множество интересных и загадочных закоулков и трущоб. А сколько исторических вех, подзабытых современниками, у таких "злачных мест"! Про интересующий нас массив мы уже коротко говорили, когда вспоминали про 90-летие памятника Борцам революции 1905 года в статье "Русский авангард в шведском граните". Шальная слободка — такой негласный статус имел в начале прошлого века небольшой рабочий поселок между товарной станцией Рязано-Уральской железной дороги и Парусиновой рощей (так когда-то именовался нынешний Городской парк культуры и отдыха). В советские годы слободке дали официальное имя, которое она носит и по сей день — Первомайский поселок.
Шальной дух
"Шальной" статус нынешний Первомайский поселок, состоящий из деревянного и каменного жилья на узеньких улочках, получил из-за того, что здесь в основном селились рабочие железной дороги — народ на рубеже XIX–XX веков горячий, склонный к вольным нравам и политическому радикализму. Рядом в роще проходили маевки и нелегальные сходки, а как мы уже писали, на расположенной неподалеку Институтской площади в 1905 году случались митинги и кровавые столкновения рабочих с силами правопорядка и казаками.
У этой местности было и другое название — Очкино место. Корни его ведут к известному саратовскому купцу, предпринимателю и гласному городской думы Григорию Очкину. С именем Григория Васильевича в Саратове связано множество мест и историй: знаменитый Очкинский театр, располагавшийся некогда рядом с нынешней филармонией, куда, по легенде, чуть ли не Федор Шаляпин неудачно пытался устроиться певцом, гостиница "Центральная", первая в Саратове табачная фабрика и много чего еще. Среди этих богатств был и большой земельный участок в районе пересечения улиц Астраханской и 2-й Садовой — как раз между железнодорожной станцией Саратов II и нынешним Горпарком.
Очкино место некогда представляло собой роскошную дубраву, по которой в знаменитые парковые пруды с окружающих Саратов гор текли ручьи. Эта территория была продолжением Парусиновой рощи и могла бы в наши дни оставаться частью парка. Могла бы, если бы в конце позапрошлого столетия семейство Очкиных не разбило свои владения на несколько мелких участков и не распродало под домовладения. Так дубрава стала быстро урбанизироваться, превращаясь в городские выселки, рассеченные частой сеткой улиц: параллельно Астраханской Первомайский поселок рассекали восемь номерных проездов, а 2-й Садовой — девять линий, как на Васильевском острове в Санкт-Петербурге или в Агафонове или Юрише Саратова. Сегодня проездов и линий в Первомайском поселке стало меньше, хотя у 3-го и 16-го троллейбусов здесь была остановка "9-я Линия" (теперь "Железнодорожная клиника"). Но, несмотря на утерю аутентичной среды Очкиного места, отдельные его островки весьма хорошо сохранились, представляя собой реликтовую местность, укрываемую просторными дворами высоток. На узких линиях и проездах можно найти сохранившиеся деревянные и каменные хибары — вросшие в землю незатейливые домишки в один, реже в два этажа. Впрочем, на 5-й Линии Первомайского поселка стоит крепкое трехэтажное здание, судя по окнам и остатками громадных ворот, до революции оно было общественным или промышленным, а не жилым. Часть домов тут выгорела и оставлена жильцами, часть медленно разрушается.
Уникальную атмосферу сформировал вокруг островок кирпичных лачуг, похожих на ожившие декорации из "Приключений Чиполлино": здесь в дебрях можно найти умопомрачительную деревянную коробку Кума Тыквы, через дорогу от которой располагается база ОМОНа, словно напоминание о существовании синьора Помидора.…
"На кукане"
В саратовской прессе начала XX века удалось найти интересное упоминание про Очкино место. 14 января 1911 года в газете "Саратовский листок" была опубликована заметка "Очкинские трущобы", которую мы процитируем полностью:
"Кто не знает места Очкина с густонаселенными и непроходимыми грязными улицами? Когда-то здесь была густая дубовая роща и распевали веселые соловьи; теперь роща как метлой сметена, и на этом месте вырос "городок".
Городок этот заселен преимущественно железнодорожными служащими и рабочими.
Почти на каждом углу встречается размалеванная вывеска "Хлебно-бакалейная торговля" с самым скудным количеством товара. Но войдите внутрь квартиры, и вы увидите, что здесь идет обширная торговля. Там звенят стаканы, идут шумные разговоры и споры, иногда заканчивающиеся дракой, или же раздается песня уже охрипших голосов подгулявших рабочих. Рабочий человек не гонится за удобством или мебелью. Хоть на полу у порога, только бы стояла перед ним полбутылочка. Закуска большей частью подается на грязной дощечке или просто на клочке газетной бумаги: нечищеная полугнилая селедка или самая дешевая колбаса — вот главная роскошь закуски. Спросите каждого, кто пьет водку, зачем он заходит в такие грязные помещения и почему на собственные деньги его угощают какими-то отбросами? Вам ответят: "Здесь на "кукане", то есть на векселе, и до получки хожу свободно, выпиваю, а в получку рассчитаюсь, а потом вновь и т. д."
Кроме лавочек, есть так называемые "чайные", которые содержатся уж совсем отвратительно. Только что вы отворите дверь такой чайной, как вас обдаст тяжелым запахом табачного дыма, смешанным со специфическим "духом" от требушины (ру6цов), легких и печенки. Все эти закуски разложены тут же на прилавке совершенно открыто, и каждый покупатель подходит, берет кусок руками, вертит и перекладывает с места на место. За день каждый кусок перебывает в 20 и более грязных руках.
Столы обтирают очень редко, они грязны, закапаны салом, горчицей. Кости от рыбы, селедок бросают прямо под стол, где их уничтожают кошки, а иногда и бродячие собаки.
У проходной будки мастерских во время получек происходят такие сцены. Часов с 10-ти толпа женщин (жен рабочих) осаждает вход и с жадностью заглядывает вовнутрь двора: "Не идет ли "мой"? Что-то "моего" долго не видать?.." И с каждым проходящим наказывают: "Вышлите, пожалуйста, из сборной Иванова или Петрова. Передайте, что жена давно уж стоит ждет".
Некоторые женщины приходят с утра и, не топя квартиры, простаивают до 2-х часов дня, пока не окончатся работы. Наконец толпа повалила, рабочие обгоняют друг друга, разделяются на несколько групп и идут в разные стороны, но самая большая группа направляется к месту Очкина.
Женщины с жадностью смотрят, как бы не проглядеть своего "кормильца", а то уже после найти его будет трудно.
Вот долго ожидаемый "супруг" появился. С замиранием сердца и с легкой улыбкой на губах давно уже продрогшая жена подбегает к мужу и ласково спрашивает: "Ну что, Вася, получил?"
— А, ты уже явилась! Получил... На вот...
И бросает ей две "трешницы".
— Что же ты, Вася, так мало? Чем же платить за квартиру, на что купить дров? Да еще кормиться нужно две недели. Дай еще сколько-нибудь. Мы ведь все сидим почти босые, детям не в чем ходить в школу.
— Ступай домой! Сейчас приду! Мне нужно тут рассчитаться.
И направляется в "Очкинские трущобы". Таковы наши нравы. Сколько даже хороших мастеров с семьями бедствуют и терпят тяжелую нужду из-за этих пауков, приютившихся в "трущобах"!.."
Одно мокрое место…
За прошедший век в Очкином месте не осталось подобных заведений: распивочные либо стали полулегальными шинками, легальные переместились в сторону Астраханской, бульвар на которой в народе называется Пивным. Хотя трущобный характер местности со временем только усилился… Впрочем, покосившиеся дома тут соседствуют не только с высотками, но и коттеджами — местечко-то довольно притягательное, теперь это уже не окраина, да и рядом природная парковая зона. Во дворах некоторых избушек можно найти двухвековые дубы, остатки ручьев в виде вечных луж.
"Мой отец родился и первую половину жизни прожил на Очкино,— рассказывает искусствовед и музейщик Игорь Сорокин.— Он помнит еще с довоенных времен все родники и ручьи, которые питали пруды Горпарка. Ручьи, по сути, когда-то и определили здесь геометрию и шаг застройки — между ними в конце XIX века встали дома с огородами. Они буквально выстроили осевую 4-ю Линию вдоль оврага и первые пять проездов поперек. Сейчас все родники тут практически задавлены. Они, конечно, бьются в погребах и подвалах, роют все новые и новые ходы, но журчаний их уже не услышать. Мы захватили разве что мокрые тени на асфальте. И то лишь в районе самого обильного когда-то родника (возле него всегда заливали горку)".
Очкино место вызывает противоречивые чувства: удивление тем, как в XXI веке с элитными постройками мирно соседствуют развалюхи; воспоминания о происходивших тут событиях давно минувших дней; какая-то грусть за то, что "дивный новый мир" стирает с карты города местность, которая по логике должна уйти в историю. Словом, эмоциональное воздействие своеобразной среды Первомайского поселка заставляет мыслям разрываться в противоположных направлениях: то хотеть как можно скорее снести все убежища вместе с неблагоустроенностью, то сохранить их как музейный экспонат под открытыми небом.