Продолжаем публиковать фрагменты из новой книги доктора наук, автора «Истории советской фантастики» Р. С. Каца — о том, что в литературе все могло быть (а, может, даже и было!) по-другому. Не так, как все мы привыкли…
Последняя гастроль Бармаглота («Алиса в стране чудес» Льюиса Кэрролла)
Если бы каким-то чудом Чарльз Лютвидж Доджсон, более известный как Льюис Кэрролл, ненадолго заглянул в будущее, он отправился бы в кинематограф — смотреть экранизацию своей «Алисы в стране чудес» (2009), снятую Тимом Бертоном. По ходу просмотра Кэрролл бы часто с удивлением поднимал брови, а в финале, когда Алиса, подобно Нео из «Матрицы», ощутит себя Избранной, оденется в доспехи, возьмет меч и срубит голову Бармаглоту, автор сказки, боюсь, вскочил бы с места и в исступлении затопал ногами.
Бармаглот / © onwallhd.info
Ну да, чудище это, как и некоторые персонажи, прибились к здешнему сюжету из «Алисы в Зазеркалье» — так что поделаешь? Среди героев Кэрролла, как ни крути, до обидного мало злобных чудищ (настолько мало, что иногда «чудищем» называют там даже саму Алису). Впрочем, будем откровенны: романтических героев в оригинальной сказке тоже немного, и потому-то на героическую должность авторы делегировали Безумного Шляпника. В конце концов, разве сумасшествие не есть нормальное качество для романтика?..
Отчего люди не плавают, как рыбы? («Гроза» Александра Островского)
Если бы во времена Александра Островского массовая любовь к сиквелам была так же сильна, как сейчас, то после успеха пьесы «Гроза» дирекция Александринского театра предложила бы Александру Николаевичу написать продолжение. Драматург бы отказался, хотя заказчики уже придумали для будущей пьесы хорошее коммерческое название — «На дне».
Если бы Александр Островский дожил до советской власти, его пьесу «Гроза» разбирали бы на секретариате Союза писателей СССР. Отмечали бы достоинства (образ Кабанихи), поругивали бы за внеклассовый подход (образ Катерины). И пока очередной оратор упрекал бы главную героиню за то, что она, борясь с «темным царством», не повела за собой народ, Александр Николаевич, невозмутимо сидел бы в президиуме и что-то рисовал на листочке. И член правления СП Леонид Соболев, сосед Островского слева, думал бы, глядя на рисунок: «Какой-то обрыв… Какие-то бараны… Старикан совсем выжил из ума». А Илья Эренбург, сидящий по правую руку от Островского, догадывался бы, что на рисунке — панургово стадо. Но, конечно, помалкивал бы.
Проклятье однофамильца («Грядущему веку» Георгия Маркова)
Если бы руководители социалистической Болгарии чуть меньше любили бы советских друзей, то унылый и тяжелый, как кирпич, роман «Грядущему веку» (1982) члена ЦК КПСС, дважды Героя Соцтруда, кавалера множества орденов, лауреата немыслимого количества премий (Сталинской, Ленинской, Ленинского комсомола, и др., и пр.) Георгия Маркова не получил бы Большую литературную премию Болгарии — «София-85». Но он ее получил. И наверняка Георгий Мокеич съездил за ней в Софию. Представляю, как со сцены объявляют: «Награда е присъдена на Георги Марков!» («Премия вручается Георгию Маркову!»). И по залу, набитому крупными чиновниками НРБ (может, и сам Тодор Живков присутствовал), пробегает нервная дрожь. А Георгий наш Мокеич, принимая награду, не понимает, отчего напряжены улыбки болгарских функционеров. Думаю, главному (в ту пору) советскому писательскому начальнику не решились рассказать о том, что в Болгарии был свой писатель Георгий Марков — диссидент и эмигрант. Аккурат за семь лет до торжественной церемонии в Софии того Георгия Маркова, жившего в Лондоне, убили по приказу Живкова: укололи отравленным зонтиком. (После чего выражение «болгарский зонтик» на годы стало нарицательным.) И, может быть, в зале, где вручали премию, сидели гэбэшники, готовившие лондонское покушение. Смотрели бы на советского гостя и ревниво думали: «Наш-то посимпатичнее был».
«Нам ли, домомучительницам, бояться Вальхаллы?» («Малыш и Карлсон» Астрид Линдгрен)
Если бы юный читатель шведских повестей о приключениях Малыша и его летающего друга интересовался мифологией, он бы понял, что «домомучительница» фрекен Бок совсем не проста. Хотя она — одна из главных действующих лиц всей трилогии, ее имя, Хильдур, не слишком афишируется. На протяжении всех трех историй упоминается только пять раз: там, где без имени уже не обойтись (скажем, в письме на телевидение).
Между тем Хильдур — это вариант имени Брунгильда, то есть фрекен Бок — тезка героини древнеисландского героического эпоса «Старшая Эдда» (и, соответственно, опер Рихарда Вагнера на ту же тему). Но если в эту сказку под видом домработницы пожаловала Брунгильда, кто же тогда Карлсон в этой системе мифологических координат? Конечно, это Зигфрид, пробудивший героиню от спячки! Пусть другие ходят в оперу и слушают «Кольцо Нибелунгов» Вагнера, а у Малыша всё под рукой: сиди себе, кушай плюшки да считывай аллюзии…
Есть такая буква («Пеппи Длинныйчулок» Астрид Линдгрен)
Если бы этой сказкой Астрид Линдгрен заинтересовалась не Лилиана Лунгина, а кто-нибудь другой, мы, возможно, знали бы Пеппи Длинныйчулок под другим именем. В оригинале девочку звали Pippi, но переводчица рассудила, что имя вызовет у читателя (тем более юного) не те ассоциации — особенно если ударение будет сделано на втором слоге. Первая книга на русском вышла в 1968 году, и 25 лет героиню у нас звали Пеппи. Но в 1993 года другая переводчица, Людмила Брауде, подняв знамя точности, пошла войной на Пеппи. В своем варианте (изд-во «Карелия», Петрозаводск) Брауде «вернула» девочке имя Пиппи: мол, «так назвала ее сама писательница и как называют ее шведские дети». И началась борьба двух написаний. 1994 год (СПб, Библиотека журнала «Звезда»): Пеппи. 1997 год (СПб, «Азбука»): Пиппи. 2000 год («Азбука» и московский «Оникс»): Пеппи. 2001 год («Азбука-классика»): Пиппи. 2003 и 2004 года (та же «Азбука-классика») Пеппи, и так далее. Шла невидимая миру борьба пеппистов с пиппистами — подобно тому, как в IX веке в Риме шла борьба папистов с антипапистами. Победила Пеппи, и я этому рад. Мало ли как героиню называют сами шведы?
Слышим голос из прекрасного далека («Сто лет тому вперед» Кира Булычева)
© properm.ru
Если бы сегодня были опубликованы черновики этой повести (ставшей основой для популярного телесериала), то можно было бы прочесть и вот этот, например, фрагмент, не попавший в окончательный вариант книги. «И как у вас там в будущем?» — спросил Коля Герасимов. «О, там интересно! — ответила Алиса. — Каждый день что-то новенькое. Недавно, например, у нас в Государственной думе обсуждали мировую войну и предлагали лечиться дубовой корой. А потом был еще митинг против царя, и демонстрантов разгоняли казаки». Коля на уроках истории никогда не поднимался выше «тройки», но даже он заподозрил что-то неладное…»