50 лет назад была опубликована вторая повесть братьев Стругацких, где героем-рассказчиком оказывался программист Александр Привалов, сотрудник Научно-исследовательского института Чародейства и Волшебства (НИИЧАВО). И если судьба первой повести, «Понедельник начинается в субботу» (1965), была почти безоблачной — до перестройки она была издана трижды, — то судьба «Сказки о Тройке» была иной.
Саша Привалов был, казалось бы, одним и тем же персонажем, зато обстоятельства, в которые он попадал в первом и во втором случае сильно отличались. «Понедельник…» был озорным, полным юмора повествованием о веселых и талантливых людях из НИИЧАВО, где причудливо перемешались быт солидного учреждения и фольклорно-сказочная круговерть, где гоголевский Хома Брут, твеновский Мерлин и всем знакомая Баба-Яга становились штатными сотрудниками НИИ, со Змеем Горынычем экспериментировали на полигоне, а «курс управления» волшебной палочкой занимает «восемь семестров и требует основательного знания квантовой алхимии».
А еще повесть была вдохновленным гимном людям НТР, в любви к которым писатели были рады признаться: «Да, они знали кое-какие заклинания, умели превращать воду в вино, и каждый из них не затруднился бы накормить пятью хлебами тысячу человек. Но магами они были не поэтому… Каждый человек — маг в душе, но он становится магом только тогда, когда начинает меньше думать о себе и больше о других, когда работать ему становится интереснее, чем развлекаться…»
Второе произведение Стругацких о Привалове было закончено в 1967 году — через два года после выхода «Понедельника…». Стругацкие наивно надеялись, что книгу удастся издать в «Детгизе». Но время было уже другое. «Детгиз от Тройки отказался — вернее, вынудил меня отказаться от них, — с досадой писал брату Аркадий Натанович в феврале 1968 года. — Все хором признают, что повесть блестящая, но содержит массу несвоевременных намеков…» Не удалось напечатать повесть и в сборнике «Фантастика-68».
В июне 1967 Аркадий Стругацкий написал своему соавтору, что рукопись «Сказки о Тройке» попросил для журнала «Знание — сила» Роман Подольный. Предполагалось напечатать фрагмент, но всё закончилось административным скандалом с суровыми последствиями: в последний момент цензура буквально выгрызла текст из верстки.
«Отрывок велели снять, — сообщал брату Аркадий Натанович. — Начальник цензора, который ведает журналом, давать объяснения отказался, однако стало известно, что и сам он в недоумении. Оказалось, что отрывок читал сам Романов (!) — это глава Главлита — и заявил, что в отрывке есть некий вредный подтекст». Вскоре в угрожающем письме Госкомитета Совета Министров СССР по профтехобразованию, адресованном в ЦК КПСС, монолог Клопа Говоруна был назван «статьей антисоветского толка».
Иллюстрация Евгения Мигунова / © litvinovs.net
В конце концов авторы отдали «Сказку о Тройке» в иркутский альманах «Ангара», где она и вышла в 1968 году. Писатели сократили первоначальный вариант повести, убрали нескольких персонажей и переместили действие из Китежграда в Тьмускорпионь — городок на 76 этаже НИИЧАВО (авторам пришлось добавить еще главу об институтском лифте). В Тьмускорпиони власть узурпировала Тройка — три попавших на 76 этаж горкомхозовских чиновника и примкнувший к ним на правах научного консультанта профессор Выбегалло.
В авторском варианте повести, где Тройку дополняет также вечно дремлющий полковник мотокавалерии, в Китежград отправлялись Привалов и еще трое сотрудников НИИЧАВО (Роман Ойра-Ойра, Витька Корнеев и Эдик Амперян). В «ангарском» варианте у рассказчика один напарник — Эдик. Герои наблюдают, как чиновники, встречаясь с необъяснимым явлением, которое надо изучить, готовы его «утилизовать». И в то же время они могут поддержать какого-нибудь бессмысленного прожектера, вроде полусумасшедшего энтузиаста Машкина.
А поскольку у Тройки есть Большая Круглая Печать, обладающая магической силой, с бюрократами не справиться методом принуждения. Поможет ли метод убеждения? Удастся ли воззвать к здравому смыслу членов Тройки, пробудить в них «чувства добрые»?
В обоих вариантах повести маги из НИИЧАВО выглядят одинаково комично, если не сказать жалко. Скепсис фантастов понять можно. В те годы, когда писался «Понедельник…», еще казалось, что люди мезозоя — все эти шефы с заскорузлыми мозгами и референты с повадками убийц, все эти дубинноголовые стукачи и каменные задницы — уйдут в прошлое сами собой.
Да, в первой повести присутствовал профессор Выбегалло: псевдоученый, политический демагог и хамло, чей образ вызывал в памяти читателей фигуру «народного академика» Трофима Лысенко (одного из главных вдохновителей гонений на генетику). Тем не менее Выбегалло оставался в меньшинстве, и казалось, что он и ему подобные сгинут, как морок, оставив мир добрым и талантливым магам, для которых «думать — не развлечение, а обязанность».
Увы, получилось иначе. Бюрократы победили ученых — не умением, а числом. Обманули, обобрали, подогрели обещаниями, опять обманули, и в результате сели на магов верхом.
Чародеи, некогда всемогущие, теперь вынуждены искать окольные пути, то и дело ставя под угрозу чувство собственного достоинства, хитрить, ловчить, заискивать даже… Перед кем? Кто стоит между ученым и объектом приложения его сил? Тут-то и вырастает зловещий образ комиссии «по рационализации и утилизации необъяснимых явлений» — собственно Тройки.
Название многозначительное. Есть здесь отсылка к приснопамятным «тройкам» — скоротечным судам сталинских времен над «врагами народа» (не случайно в повести члены Тройки, жестоко искусанные комарами, квалифицируют это как «террористический акт», а один из них требует за это «приговорить коменданта Зуб к расстрелу с конфискацией имущества и поражением родственников в правах на двенадцать лет»).
Есть и другая, сатирически «перевернутая» параллель — с евангельской святой троицей. В обличье властного «бога-отца» выступает глыбоподобный Лавр Федорович Вунюков со своей вечной «Герцеговиной Флор», а роли «сына» и «святого духа» попеременно — в зависимости от расположения начальства — делят два ретивых чиновника: невежда Хлебовводов и ловкий демагог Фарфуркис.
Благодаря жанру сатирической фантастики Стругацкие доводили ситуацию столкновения интересов науки и административного невежества до абсурда, до рокового предела. В повести много сарказма, иронии, издевки, но порой возникают там иные ноты: под влиянием мощного поля «реморализации», наведенного одним из магов, бюрократы вдруг разражаются не свойственными им монологами — глубокими и прочувственными.
Иллюстрация Игоря Гончарука / © litlife.club
После «выключения» поля все, естественно, исчезает. С точки зрения композиции монологи смотрятся не очень органично, но замысел писателей ясен: это, разумеется, мечта об идеальном администраторе в науке — соратнике ученых, толковом хозяйственнике, защитнике интересов науки в высоких инстанциях, не мешающем, а помогающем ученым.
В финале маги как бы побеждали, но победа была двусмысленной. В «ангарском» варианте повести магов в последний момент спасали их старшие товарищи по НИИЧАВО, которые чарами разгоняли Тройку: никаких способов борьбы с бюрократами, кроме волшебных (то есть нереальных в обычной жизни), не нашлось.
Финал из авторской версии еще менее оптимистичен: да, маги переиграли бюрократов, но только после того, как научились имитировать их стиль и образ мысли. Таким образом, выяснялось, что Ланцелот по-советски может победить дракона, если сам превратится в еще более опасного дракона…
Публикация повести в «Ангаре» не осталась без последствий: после выхода альманаха на заседании бюро Иркутского обкома КПСС было объявлено, что «под предлогом фантастического сюжета, широко используя средства иносказания (аллегории)», авторы «в нарочито искаженном виде, субъективно и тенденциозно представляют советское общество, охаивают историю развития Советского государства, деятельность его учреждений, жизнь советских людей, строящих коммунизм».
Главный редактор альманаха был уволен, директор издательства получил строгий выговор, а сама повесть на страницах иркутской партийной газеты была названа «вредной в идейном отношении». До перестройки «Сказка о Тройке» в СССР не издавалась. Только в конце 80-х были републикованы оба варианта — и сокращенный (в журнале «Социалистический труд»), и полный (в журнале «Смена»). Первое книжное издание повести в СССР вышло в 1989 году, то есть «всего-то» через 22 года со времени ее написания…