На сайте радио "Эхо Москвы" появилась запись интервью с Уполномоченным по правам ребенка РФ Павлом Астаховым. Главному редактору "Эхо Москвы" в Саратове Ольге Радиной удалось побеседовать с омбудсменом, пока он находился с официальным визитом в Саратовской области, проверяя детские учреждения региона. Однако разговор касался не только детских домов, но и личности самого Уполномоченного.
О самопиаре:
"...Самому себя хвалить? Меня же и так обвиняют в самопиаре. Все, что сделано, все у нас собирается и останется в анналах истории. Я предпочитаю запомниться не тем, что про меня напишут "он 20 лет вел блоги и написал два миллиона твиттов", а напишут, знаете, "он пытался изменить систему, он воспринял этот вызов и пытался помочь детям. Может быть, не все получалось, но он хотя бы попытался это сделать". Для меня этого будет достаточно..."
О побудительных мотивах для работы:
"...Кстати, хороший вопрос, который на волне всех этих упреков, критики, обмена мнениями по поводу моих действий, в частности, возник. Действительно, для чего ему это надо? Я вот пытаюсь сейчас понять, а что люди видят здесь крамольного, я никак не могу понять? Я что-то на этом заработал? Я кроме детских слез ничего не вижу в основном на этой работе. Я не вижу своего маленького сына, которому три года и он растет без меня, я по 230 дней не дома. У меня сын залезает в чемодан и говорит: "Папочка, не уезжай в командировку!". Все эти глупости, которые пишут, что у меня семья там живет … ерунда полная, это все публикации 5-летней давности, когда я не был государственным служащим, и моя семья живет в России, мои дети, отучившиеся в Америке, в Англии, вернулись, живут и работают в России. Мне вообще непонятно, почему я должен за это отчитываться, чтобы все остальные ответили на вопрос, а что Астахову от этого надо. Астахову надо от этого, чтобы у нас каждый ребенок был защищен, не только родительские..."
О журналистике:
"...Эта ненависть, зависть – вот чем поражено общество. Вот чем поражено. И вина в этом общества, и средств массовой информации в том числе. Потому что такого количества насилия, жестокости, всякой гадости… Вот читал сегодня статью про Саратов, читаю, вот корреспондент, ну через слово такие выражения, которые вообще, знаете, я, например, даже не употребляю. Причем, пишет про губернатора, кстати. "И ни хрена он не может". Ну когда такое вообще возможно было, чтобы так журналист писал. В уважаемой газете. Свобода хамства. Любое слово могу писать. Сейчас за мат будут штрафовать. Ну а что же вы хотите, если вы себе позволяете так писать? Вы же учите и читателей, и всех остальных..."
О цензуре:
"...Комиссия по этике… Я настаивал на праве журналиста не входить ни в какую комиссию, не отчитываться, понимаете. А вы опять провоцируете. Не надо этого делать. Надо форму другую выбирать, и все было бы понятно. Можно очень красиво написать и так, что все поймут. И даже с фамилиями написать. Но к оскорблениям не переходить. Поэтому здесь, я думаю, дискуссия еще продолжится. Больно осознавать, что журналистское сообщество само эти механизмы не продолжает изобретать и не занимается саморегулированием. Во всем мире, в Европе именно по этому пути идет развитие свободы слова. Саморегулирование – это единственно возможная форма регулирования. Не надо провоцировать власть на то, чтобы они опять начинали придумывать какие-то вещи. Я против цензуры однозначно..."
Об общении с журналистами:
"...Я сейчас с трудом добиваюсь, чтобы журналистов пускали на заседания правительства. Потому что первое время, когда мы стали проводить, представляете, что такое заседание правительства после проверки Уполномоченного, это разбор полетов с раздачей всяких порицаний, рекомендаций и т.д. Естественно, исполнительная власть, руководители не очень хотят такой публичности. Они приглашают либо совсем своих журналистов, либо вообще никого не приглашают. Всегда, везде я добиваюсь, говорю: пожалуйста, пригласите всех журналистов, чтобы они все слышали из первых уст. Иначе все равно потом пойду на пресс-конференцию и повторю все это..."
О собственном характере:
"...Я мог бы не расследовать вообще никогда никакие ЧП. Почему я должен расследовать – у меня нет на это ни сил, ни времени, ни возможностей. Но я такой человек. Хотите верьте, хотите – нет. Я не могу спокойно жить и смотреть, когда я уже в это погрузился, когда я увидел детские несчастья, я уже не могу остановиться. Все. Как по-другому жить? Может быть, если бы я не ездил, не проверял, я бы может спокойно думал, да, есть там директор детского дома, есть руководитель департамента, комитеты, управления, министры региональные, губернатор и т.д. – ну, пусть они за это отвечают. Но неуемный характер меня заставляет двигаться и к сожалению, обратная реакция тоже существует. Немножко отсроченная и замедленная, может быть, немножко опосредованная каким-то другим событием, но я все это воспринимаю именно так..."