Марина Шуляк, госпитализированная в лечебное учреждение после "беседы" с заместителем начальника ГУ МВД РФ по Саратовской области Сергеем Полтановым, ответила на вопросы съемочной группы ИА "Версия-Саратов"
Марина Шуляк, госпитализированная в лечебное учреждение после "беседы" с заместителем начальника ГУ МВД РФ по Саратовской области Сергеем Полтановым, ответила на вопросы съемочной группы ИА "Версия-Саратов".
- Как вы себя чувствуете, Марина Александровна?
- Ну, я не могу сказать, что чувствую себя очень хорошо. Я сказала бы, что, наверное, мое самочувствие становится все хуже и хуже.
-Хуже и хуже…
- Да, сегодня у меня утром опять подскочило давление высокое. И целый день я практически была в состоянии таком расслабленном. Не смогла даже на половину процедур сходить.
- Ваши адвокаты сказали, что на больничной койке вы оказались после встречи с полицией. В двух словах, как вы попали в полицию в тот день, в пятницу, и о чем все-таки с вами разговаривал полковник Сергей Полтанов, что этот разговор довел до того, что вызывали "Скорую помощь"?
- Вы знаете, я, как обычно, собиралась на работу. Накануне 17-го числа у нас был с моим адвокатом допрос у следователя, который продолжался в два этапа. Второй этап был очень длительный - он начался в шесть, закончился около девяти часов - после которого у следователя не было уже практически, ну могу сказать так – не было вопросов. И она не назначала мне дальнейшей встречи. Поэтому мы ушли достаточно поздно.
Приехав домой, я была безумно уставшая, естественно, разбитая, потому что это продолжается уже три месяца, и с утра, абсолютно ничего не подозревая, вышла на работу. И возле моей машины, которую я оставляю возле дома, ко мне подошли совершенно незнакомые мне люди. Подошел мужчина, взял меня за руку, сказал: "Марина Александровна?" Я сказала: "Да". Он сказал: "Пройдемте с нами". Я сказала: "Кто вы?" Мне не показали документов, ничего. Здесь я среди одного из трех увидела Глухова Алексея Викторовича – это сотрудник полиции, который делал у меня обыск. Я стала спрашивать, на основании чего и как. Я хочу вызвать тут же адвоката. Мне сказали: "Мы все объясним чуть позже". Поэтому телефоном мне пользоваться не разрешили. И на моем автомобиле, так как я сказала, что не сяду за руль другого автомобиля – я чувствовала себя накануне очень плохо – поехали в клинику "Семейный доктор". Мне, единственное, разрешили съездить в клинику "Семейный доктор". Они сели ко мне в машину. Там меня ожидал сотрудник полиции.
После этого мне сказали адрес – Соколовая, 339, и мы поехали туда. Я все это время просила связаться с адвокатом. Мне сказали, что "с адвокатом ты имеешь право связываться не позднее трех часов", но я им говорила, что с первой минуты задержания. Они говорят: "Ну, приедете, и вы свяжетесь".
Когда мы приехали туда, мы поднялись на четвертый этаж, и в кабинете у Глухова и другого сотрудника, по-моему, его звали Вячеслав Александрович (фамилию я забыла), мы сидели. Они стали со мной беседовать. Изначально мило, предлагали даже чай, но направленность была очень нехорошая. Меня начали сразу обрабатывать, начали склонять к тому, чтобы я… То есть, мне говорили, что "вы честная порядочная женщина, мы все понимаем, а вот некоторые люди хотят воспользоваться вашей доверчивостью". Стали на меня давить, мол, расскажите всю правду. Я сказала, что правда есть одна, и это изложено в допросах неоднократных, на которые я хожу уже три месяца. Никуда я не скрываюсь, прихожу, отвечаю подробно, хотя прошло уже семь лет, и все время по возможности это вспоминаю.
Два часа проходила такая беседа. Достаточно мягко, где-то, в общем, любезно. Когда два часа начали подходить к концу, я стала ругаться с ними, что мне надо запустить адвоката, который уже стоял под окнами, его не запускали. Я сказала, что прекращаю все разговоры, срочно мне адвоката. И после этого ко мне подошел Глухов Алексей Викторович, который сказал: "Зря вы так упорствуете, потому что сейчас вы пожалеете об этом". Изменена мера, он сказал. В общем, "вы поменяете свое качество". Я без адвоката, естественно, в таком состоянии не могла понять сразу, что он имеет в виду. Но когда он сказал фразу, что вы станете вторым "Суяновым" (прим. ред. – Суляном), я так понимаю, и фамилию произнес почему-то - Лысенко. Лысенко и Суяновым. Мне это тоже ничего не говорит. Я потом уточнила у адвоката, что он имел в виду.
Когда запустили моего адвоката, нас уже пригласили на допрос. И Галина Евгеньевна Масленникова, мой следователь… Я так понимаю, что она была не меньше моего шокирована, потому что она женщина, на лице у нее это было видно… Она мне сказала: "Марина Александровна, вы из свидетеля превращаетесь в подозреваемую и, к сожалению, я должна вас задержать на 48 часов". Если честно, я не поверила, потому что этого не могло быть. Во-вторых, без объяснений… Я спросила: "А что, есть основания?" Она сказала: "У нашего начальства есть. Я считаю, что оснований нет, но начальство наше решило по-другому". Мой адвокат Александр Юрьевич (Селезнев – прим. ред.) стал это оспаривать, он тоже был в шоке.
Мне сказали, что сейчас будет досмотр, чтобы я отдала вещи, сняла украшения, и будет личный досмотр. У меня будут две женщины понятые, и меня будут досматривать. У меня отобрали все личные вещи, я их передала адвокату. И после этого мне нельзя было выйти из кабинета. Мы находились в кабинете, но при этом я спросила следователя, потому что время близилось к обеду, можно ли позавтракать хоть как-то. Мне сказали: "Вы пошлите кого-нибудь. Адвокат ваш пусть сходит, принесет вам какой-то еды". И когда принесли еды, под наблюдением других оперативных сотрудников из кабинета на стульчик в коридоре мы вышли, чтобы попить хотя бы воды, закусить пирожком. И в это время ко мне подошел оперативный сотрудник Бирюков, который предложил мне побеседовать с его непосредственным начальником без адвоката. Я, естественно, спросила Александра Юрьевича, не вредит ли это мне, потому что ситуация накалялась, я чувствовала, что уже начинаю себя плохо чувствовать, нервное напряжение сказывалось. Но мы посоветовались, Александр Юрьевич сказал, что, наверное, ничего страшного нет.
Мне дали еще одного оперативного сотрудника, и Бирюков и другой оперативный сотрудник меня спустили на другой этаж. Мы прошли по лестнице на второй этаж и вошли в кабинет - в форме приемной, с двумя кабинетами, направо и налево. Бирюков заглянул в кабинет налево, там никого не оказалось. Он заглядывает направо, выходит мужчина, одетый в гражданское, и Бирюков говорит: "Я привел к вам Шуляк".
Я сказала: "Здравствуйте, я Шуляк. Вы хотели со мной поговорить". И здесь, с первых минут, началась жесткая агрессия. То есть, человек сначала не представился. Он сказал: "А почему она не в наручниках?" - и стал демонстративно перед носом махать наручниками. Я попросила сказать фамилию, имя, отчество. Он сказал, что он Сергей Александрович. Завели меня в кабинет, зашли Бирюков, Сергей Александрович, меня посадили посредине комнаты на стул, и здесь он (Сергей Александрович – прим. ред.) попросил выйти Бирюкова. И тут началось, я никак не могу сказать по-другому, как просто жесточайший прессинг со стороны – я теперь уже знаю, что это Полтанов Сергей Александрович – с его стороны. От меня требовали, чтобы я… Первое предложение: "Кто создал коррупционную схему?" Я пыталась объяснить, что никакой коррупционной схемы нет, но меня слушать не стали, меня стали обзывать, мне стали говорить, что я не сидела никогда в камере. Я на самом деле законопослушный гражданин, я никогда не привлекалась к ответственности. Я никогда не преступала нигде законы. Он мне сказал, что ему известно все, а от меня ему нужны только фамилии людей. Чтобы я назвала фамилии Фейтлихера Леонида Натановича, Гусева Дмитрия Александровича, Рябченко Сергея Николаевича. Когда я стала говорить, что это не относится к уголовному делу №604040 по заявлению Богданова, на что он сказал – я выругаюсь, как сказал он – он сказал: "Мне посрать на тебя, на Богданова, вы сгниете в тюрьме, ты будешь ползать у меня на коленях, просить пощады, а я все равно достану этих людей. Даже если ты не скажешь, я все равно это сделаю. Сейчас на тебя наденут наручники, посидишь 48 часов в ИВС, и после этого ты станешь сговорчивей, не поспишь две ночи. Я доведу это дело до суда, тебе дадут максимум лет".
Когда я спросила, почему все это происходит, и вообще, как вы разговариваете, вы на меня давите, он сказал: "Мне плевать на вас на всех, что есть заказ", и ему нужны от меня эти фамилии. Я стала понимать, что не могу вообще продолжать в таком виде беседу, потому что у меня появилась дикая головная боль, сердцебиение, потому что я болею, у меня врожденный порок сердца был, я перенесла операцию на сердце, и теперь два раза в год нахожусь под наблюдением врача. И естественно, в таком эмоциональном состоянии я пыталась уйти. Он хватал меня за руки, кричал: "Ты не выйдешь отсюда, пока мне ничего не скажешь". В итоге я выбежала из кабинета, он стал звать оперативника, кричать, чтобы он меня проводил. И вот в таком состоянии в шоковом, со слезами, я вбежала в кабинет на четвертый этаж с криками к своему адвокату, к Масленниковой, где в полном шоке пребывала, не могла понять вообще, что происходит, и те люди, которые нас должны защищать, получается, что от меня требовали оклеветать людей, которые не причастны к этому делу. Тем более такими методами – методами унижений, оскорблений. В какой-то момент я даже испугалась, что господин Полтанов мог меня ударить, когда хватал меня за руки. И после этого допрос свелся к тому, что я сказала, что мне дополнить больше нечего к перечисленному выше, потому что мне на самом деле дополнять было нечего. Я стала просить адвоката вызвать "Скорую помощь", на что сотрудники очень долго решали - вызывать или не вызывать. В итоге, когда адвокат настоял на том, чтобы вызвать "Скорую помощь", потому что мне было реально очень плохо, они не пускали врачей где-то минут 30 в кабинет. Врач уже говорил, что если у вас там сейчас умрет подозреваемая, вы будете виноваты. И когда врач приехал, бригада приехала со всеми лекарствами, они стали снимать кардиограмму, они наблюдали, как мне делают инъекции, как я пью таблетки, то есть снимали реакцию мою – не обманываю ли я, не притворяюсь ли я в таком состоянии.
- А он куда-то ушел – Полтанов?
- Я не видела его. После того, как я выскочила от него, я только слышала вдогонку, он кричал одному из оперативных сотрудников сначала: "Догони ее", а потом: "Проводи ее". Я по лестнице пролетела быстро, потому что единственная защита была – мой адвокат. Я понимала, что здесь меня хоть как-то может защитить только мой адвокат.
- А в полиции вам было очень-очень страшно?
- Я подумала, что это, наверно, страшный какой-то блокбастер, какой-то страшный сон, который должен кончиться, и это происходит все не со мной. Со мной это точно никогда не могло случиться. Но на себе почувствовала их "защиту". Я, конечно, верю, что у нас есть честные, порядочные сотрудники полиции. Но те сотрудники, которые там находились и требовали что-то от меня – далеко не порядочные люди.
- А что у вас в руках?
- Вы знаете, я в связи с тем, что понимаю, что если не привлечь к этому делу достаточно гласности, достаточно говорить об этом, не умалчивать, а такие люди, как господин Полтанов, вообще не должны служить в наших органах, я написала письмо руководителю Следственного комитета РФ, и это заявление хочу при вас подписать, чтобы было видно, что это заявление было подписано мной. Здесь, 22 мая, на больничной койке, я его подписываю и хочу вам зачитать небольшой абзац, что если после 22 мая 2012 года - дня подписания этого заявления, в материалах уголовного дела №604040 появятся мои показания, отличные от тех, которые я давала ранее, значит, они получены от меня под давлением в результате угроз моей жизни. Прошу вас уведомить о моем заявлении прокурора Саратовской области.
Я очень хочу, чтобы это заявление, которое, может, где-то не так красиво написано, но в нем изложены все факты, нет ни одного выдуманного, клеветнического факта, чтобы это заявление попало по назначению. Чтобы я потом получила на него ответ.